Первое. Полдень - страница 2

стр.

Однако там, в заснеженной пустыне, что-то происходило – донесся мужской удивленный вскрик, потом заорали друг на друга два возбужденных голоса. Один звучал отдаленно – слов никак не разобрать, зато второй – совсем рядом.

– Что там?

– …!

– Что?!

Удивление казалось неподдельным, однако ответ, увы, прозвучал по-прежнему неразборчиво:

– …!

– Ни фига себе! Давай, тащи его сюда!

И вдруг, заглушая электрическое бульканье моторов, снаружи, сквозь задраенные двери, раздался отчаянный вопль. Я прислушался. Похоже, где-то там, в заснеженном пространстве, надрывался младенец.

Я подскочил к окну, глянул. По-прежнему ничего не видать – лишь снежинки, белые березы, темнота. Я бросился к двери, выходящей на другую сторону путей – и там все то же самое, ни зги.

Впереди, в кабине машинистов, хлопнула дверь. И почти сразу же электричка тихонько тронулась с места.

Через минуту ожила вагонная трансляция. Голос машиниста звучал глухо, но отчетливо. Чувствовалось тщательно сдерживаемое напряжение.

– Граждане пассажиры, – промолвил он, – не волнуйтесь, ничего страшного не произошло. Мы продолжаем свое путешествие и, надеюсь, Новый год благополучно будем встречать по домам…

«Э-э, да он – поэт», – промелькнуло у меня в голове.

Но тут, перекрывая мерный голос, из репродуктора донесся отчаянный вопль новорожденного.

А машинист невозмутимо продолжал:

– Просьба сотрудникам милиции пройти в первый вагон. А также… – Он вздохнул и сделал паузу. Младенческий крик разносился по-прежнему. – Если среди пассажиров врач, желательно детский, убедительно прошу его также проследовать в первый вагон. Повторяю! Срочно нужен врач!

У меня появилось величайшее искушение постучать в кабину машиниста и спросить, что случилось. Но я же не врач. И не сотрудник милиции. Уже не сотрудник милиции.

В этот момент отъехала ведущая в вагон дверь, и в тамбур заглянул мужчина с заспанным лицом.

– Слышь, братан, че случилось-то?

Галстук пассажира, его добротный костюм и дорогое пальто диссонировали с манерой общения – но он, похоже, считал, что с мужичками вроде меня, в незаметном пуховичке, следует разговаривать в подобном простонародном стиле.

Я улыбнулся:

– Мне кажется, что в нашем дружном пассажирском семействе – прибавление.

– Ты о чем? – поморщился заспанный. На лбу его отпечаталась красная полоса от шапки.

Однако ответить я не успел.

В тамбур заглянули сразу несколько человек. Среди них был и гастарбайтер из моего вагона, и бывшая завучиха. Но главное, девушка – столь потрясающая, что я немедленно, через восемь секунд, понял, что она должна быть со мной. И я готов сделать все, что угодно, лишь бы она стала моей.

Нет, она не была сногсшибательно красива: никаких сверхнеобыкновенных глаз, или губ, или шеи. Не было и вызывающей одежды – шпилек или там мини-юбки. Ничего, что заставляет мужиков терять головы. Простая, скромная одежда. Простое скромное лицо. Но в глазах светились и ум, и воля, и способность любить. И – самое существенное! – меня тянуло к ней. Я понял, что она – моя. И я буду последним дураком, если упущу ее.

– Что случилось? – строго спросила она, обращаясь именно ко мне.

Ее голос мне тоже понравился. Тембр оказался не слишком низким, но и не высоким. Ненавижу писклявые женские голоса. У меня скулы сводит от псевдооперных сопрано.

– Вы, что, сотрудник милиции? – улыбнулся я в ответ.

– Я врач.

– Давайте спросим у машинистов, что там.

Опередив меня, она решительно подошла к двери кабины и три раза стукнула в нее.

– Кто? – прокричал в ответ взволнованный мужской голос.

Тут поезд остановился на очередной полузасыпанной снегом платформе. Механически раскрылись двери, никто не вошел и не вышел, дверцы разочарованно закрылись, электричка покатила дальше, набирая скорость.

В тамбур из кабины вышел один из машинистов. В руках он держал сверток. Внутри угадывался запеленутый в одеяло младенец, но личика видно не было – просто бесформенный, неаккуратный кулек.

Железнодорожник, державший ребенка, выглядел донельзя потрясенным. На нем прямо-таки не было лица: весь бледный, глаза выпучены, руки трясутся.

– Что произошло? – быстро спросил я. Профессиональная привычка выкачивать информацию дала о себе знать.