Первое правило ведьмы - страница 13

— На этом факультете ты учиться не будешь.

И на этом вопрос тёмный закрыл. Он закрыл, а я-то нет! Дальше попыталась напомнить, что я ни на каком факультете учиться не буду, а только сдам выпускные экзамены — не помогло. Угрожала разводом — не помогло. Заплакала — помогло, но не мне. Урил подбежал, обнял и долго шептал какие-то милые глупые вещи, пытаясь успокоить. А я расклеилась. По-настоящему. Рыдание уже не приходилось из себя давить, они реалист из груди, разрушая все преграды. Мне хотелось пожаловаться, рассказать свою историю хоть кому-то — просто, чтобы выплеснуть все, что скопилось за долгие годы. И то, как нелепо меня поймали на запрещенке, и то, что пришлось добровольно отказаться от связи круга, и то, как я потом боялась выйти на улицу, отчего и стала маскироваться так сильно. Хотелось рассказать о приставаниях старого мэра, которого пришлось отравить, когда узнала, что он не только женщин домогается, но и молодых девчушек носильничает. Потом был новый мэр, которого назначили сразу после смерти прежнего (расследование показало, что мужик самоубился, даже предсмертное письмо оставил, где завещал все свое имущество тем девчушкам). Пять лет тишины, редкие волны недовольства горожан, приезд инспектора, от которого я по старой памяти ожидала гадости. Не зря ожидала. История с убийствами, участие в ней мэра, с которым мы были довольно дружны, я даже тырила у него книги, и он об этом наверняка знал. А потом Анабель, молодая красавица, первая в городе, завидная невеста… полумертвая на холодном столе, с безобразным черным животом, который её и убивал. Мой выбор, не в пользу её, потому что в прошлый раз спасти мать и убить ребёнка оказалось ошибкой. Судьбоносной ошибкой. Мне хотелось рассказать и об этой ошибке, и о том, что после этого меня мать отправила в восьмую ведическую школу, где пришлось зубами отвоевывать свое место в иерархии, потому что дар у меня был слабый, а уж резерв — даже меньше, чем положено по возрасту: в первую неделю я нарушила одно из местных правил, нажаловалась учительнице. Весна, конечно, задала всем жару, особенно моей обидчице, но после — пришлось пережить жестокое избиение. Местная негласная лидерша, Стана, сначала била без использования магии, потом — с ней. Долго, упорно, будто растягивая удовольствие. Я возненавидела её улыбку. Возненавидела то, с какой лёгкостью она могла унижать человека на глазах у толпы. И только потом от её рыжей подруги узнала, что Стана нарушила все правила, когда устроила представление для тех, кто должен был сам избивать меня. Ведана заверила, что толпа бы избила меня до полусмерти, а Стана била — тут же залечивая слишком тяжёлые раны. Потому лечилась я всего пару дней, а потом делала вид, что мне ещё плохо, потому что девочки, которые заходили якобы проведать, уверяли, что я должна радоваться, что досталось мне так слабо. Мол, если бы Стана разрешила участвовать, лежать бы мне у целителей не меньше месяца. Но Стана запретила. Хотелось рассказать о том, как я плакала там ночами, заглушая рыдания подушкой, чтобы в соседней комнате не услышали… хотелось. Но плакала я молча. Потому что никому нельзя доверять в моем положении, даже темному, который поклялся защищать!

Рыдания стихли так же резко, как и начались. Просто слезы вдруг высохли, а я перестала себя жалеть. По-хорошему, мне и начинать-то не стоило, ибо это недостойно ведьмы, но раз уж так вышло, пришлось вытирать слезы, выравнивать дыхание и даже бледно улыбнуться.

— Думаю, будет замечательно, если мы с зельеварением узаконим наши нежные и страстные отношения посредством диплома АТИ.

— А я попробую договориться о факультативе по некромантии. — Кивнул муж, виновато глядя на меня.

Только в этот момент я поняла, что сижу у него на коленях, а тесный меня обнимает. Пожалуй, это выбило меня из колеи сильнее, чем десятиминутная истерика! Нет, я, конечно, понимаю, что пережила стресс, но вся моя жизнь — сплошной стресс, за что я её и люблю! И порыдать вдоволь — нормально, учитывая, сколько на меня навалилось. Однако сидеть на коленях у мужика и позволять ему меня утешать, не для вида, не для выгоды, а по-настоящему — это уже, знаете ли, совсем перебор!