Первое Рождество Натоса и Ксая [СИ] - страница 7

Алексайо, против воли, затаил дыхание.

Святая святых, огромная изумрудно-зеленая ель, занявшая центр гостиной, пестрит всевозможными украшениями. Карлайл и Эсми, по какому-то четкому плану, изображенному в ее блокноте, возятся с ней.

Эммет дремлет на диване, обняв своего плюшевого медведя, и его плечи заботливо укрыты теплым пледом, который Эсми умеет разворачивать быстро и бесшумно.

— Я не знаю, куда, — все еще стараясь как можно меньше артикулировать, бормочет Ксай.

— Какая разница? — Добрый, появляясь за спиной жены, обнимает ее за талию, — смелее, Эдвард. Эта елка нуждается в твоем творческом дополнении.

Ободренный, со смятенным смешком, но Алексайо поднимается на ноги. Правда, прежде чем отправиться к рождественскому дереву, на мгновенье касается родителей взглядом.

Они служат идеальным дополнением друг другу: оба в зеленом, оба тепло улыбаются ему и оба… одинаковые. Даже у μητέρα (мамы) и μπαμπάς (папы) не было таких взаимоотношений. Добрый будто бы окружает Хорошую куполом, закрывает собой, обволакивает. Он знает, когда она улыбается, знает, когда плачет… и никогда, никогда он не оставляет ее ночью. Μπαμπάς порой уходил из дома Бог знает куда сразу же, как μητέρα засыпала.

Впрочем, в свою очередь, мама отвечает своему Доброму все так же заботой. Она никогда не позволяет ему уйти на работу не позавтракав, а вечером встречает с нее вкуснейшим горячим ужином, она то и дело касается его, не давая забывать о том, что чувствует, и глаза ее, едва произносит его имя или же просто проходит мимо, горят. Счастливо.

Ευτυχία (счастье).

— Будет хорошо, если я повешу сюда? — неловко зовет Эдвард, в нерешительности замирая перед огромной елью. Все так выверено и просчитано, что гирлянды создают сложные узоры, а шарики-шишки дополняют их, безукоризненно встраиваясь в композицию. Эсми потратила уже больше часа на эту елку… а ему все испортить?

— Милый мой, куда угодно. Это твоя гирлянда.

Алексайо вздыхает. Это сложнее, чем кажется.

Но все же, он приподнимается на цыпочки, обхватив гирлянду ладонями, и забрасывает ее повыше, к шарикам. Едва не задевает их.

Отступая на шаг назад, Ксай изучает свою работу.

Картина, прежде столь правильная и интересная, приобретает пятно на своей репутации. Красной полосой, едва ли не кровавой, гирлянда разрезает ель пополам. Иголки приминаются, а шарики чуть провисают.

Ужасно…

— Не надо! — Эсми мгновенно появляется рядом, едва мальчик намеревается сдернуть гирлянду обратно, — очень красиво, Эдди.

— Она портит…

— Неправда, — женщина отрицательно качает головой, блестящими глазами оглядывая елку, — наоборот, посмотри, она уникальная.

— Она красная… — Ксай против воли вздрагивает, проведя единственную ассоциацию, — а еще страшная — как мое лицо.

Отпускает гирлянду. Но отшатывается от нее, словно от огня, ощущая, как печет глаза.

Все не так. И елка, и комната, и эти украшения, которые мерцают… Эммет спит, чуть изогнувшись на диване, и лицо его расслабленно, но живо. Со всех сторон. Он правда красивый. Его правда можно захотеть усыновить. А с какой стати этим неравнодушным, замечательным людям сдался маленький потрепанный уродец?

Эдварду становится жарко и холодно одновременно. Он слышит, как бьется собственное сердце в ушах.

— Сын, — сзади, сменяя собой пустое пространство наряженной гостиной, появляется Карлайл. Высокий и сильный, он говорит серьезным, но в то же время мудрым тоном. Не дает оснований себе не верить. — Никогда такого не произноси.

Эсми, с горькой усмешкой подняв часть гирлянды с пола, закидывает ее на ветвь елки.

— Ты самый красивый, — мягко убеждает она, становясь рядом. Ее костюм, столь гармонирующий с Карлайлом и елью, не остается незамеченным. Зеленый. От него спокойнее. — Мой мальчик, я видела множество детей. И ты можешь мне поверить…

— Это неправда.

— Правда, — мистер Каллен прикасается к его плечам, как всегда стремясь доказать свою преданность, — такие вещи, Эдвард, делают нас уникальными и необычными, не более того. Ни одна внешняя особенность не является пороком. Гораздо важнее то, что у тебя внутри.

Ксай смаргивает слезинку. Две.