Первое Рождество Натоса и Ксая [СИ] - страница 9

Это мгновенье волшебства и сказки, в которое с удовольствием погружают их родители, намечено перед сном. Тем самым, когда Эдвард и Эммет займут свои кровати напротив друг друга, а Карлайл и Эсми прикроют дверь, пожелав им доброй ночи и оставив гореть ночник в форме месяца. И вокруг ничего, никогда не будет напоминать о Сими и жестких соломенных подстилках.

— Это как звездочки… — восторженно протягивает Танатос, прижавшись щекой к маминому плечу, — много-много звездочек…

— На небосводе их тоже не счесть, — соглашается Карлайл, ответно притянув к себе старшего сына, — поэтому огни и ассоциируются со звездами…

— Ох уж мои астрономы-любители, — Эсми ласково посмеивается, погладив мужа по щеке, — не слушайте, зайчики, я сама расскажу вам, что это такое на самом деле.

Эммет, заинтригованный, вопросительно выгибается к маме.

Эдвард видит, и наверняка видят и Каллены, потому как лично присутствовали при окончании этой драки, шрам под подбородком младшего сына, ближе к горлу. Острый камень едва не ударил в самую чувствительную его часть… едва не убил.

И Эдварду становится прохладно. Он представляет себе, чего бы стоил этот «запуск», окажись более удачным, и незаметно морщится.

Но потом, в свете огоньков ели, прохлада сменяется радостью. За Эммета этим вечером — как никогда. Что не обязано больше это доброе, нежное создание спать на соломе, что не уговаривает он его поесть рыбы, дабы не умереть с голоду, что не нужно теперь искать вокруг пресную воду… Эммет заслужил такую семью. И, если ради этого стоило перетерпеть случившуюся драку, Эдвард отдает себе отчет, что поступил бы точно так же и снова, окажись у него шанс. Никто и никогда, наверное, не будет ему так же дорог, как Танатос. Как новые родители.

— Это — мечты, — тем временем докладывает Эсми, сев поудобнее и позволив сыну прильнуть к своей груди, упершись ладошками в плечи, — самые яркие, красные — те, что совсем скоро сбудутся. А зеленые — те, что уже сбылись.

— А голубые? — Натос смешно склоняет голову, высматривая новые цвета.

— А голубые — наши планы, — находится мама, взъерошив его черные волосы, которые ей так нравятся, — в конце концов, мечты тоже надо планировать.

— Получается, что тех, которые сбудутся совсем скоро, больше?

— Получается, так, — мама добродушно улыбается, чмокнув лоб мальчика. Эдварду тепло видеть, как он доверяет ей. Эта женщина защитит его и никому не даст в обиду. Она его любит. Их любит. Всех.

Άγγελος (ангел).

— А желтые? — Эммет, высмотревший еще один цвет, не унимается.

— А желтые, — не давая жене ответить, первым говорит Карлайл, — будут нам сниться. На часах уже половина первого, между прочим.

— Да-да, — поддерживая отца семейства, Эсми щекочет Эммета, еще раз поцеловав его в лоб, — а нам завтра с вами столько всего приготовить надо вкусного… праздничный ужин! Так что пора спать.

Мальчики не упрямятся. Ни один.

Эдвард поднимается по лестнице сам, направляясь к своей постели, а младшего сына несет Карлайл, нашептывая ему на ухо что-то такое, от чего малыш то и дело хихикает.

Мужчина желает сыновьям добрых снов, удаляясь на звук внезапно проснувшегося телефона, а мама остается рядом.

Эсми, успокоенная представившейся взгляду картиной детей, умиротворенно лежащих на своих подушках, накрывает обоих сыновей одеялом.

— Я люблю тебя, Эммет, — бархатно шепчет она, легонько потеревшись о прямой носик мальчика своим. С вспышкой радости в глазах принимает его некрепкие объятья.

— Я люблю тебя, Эдвард, — присаживаясь и рядом с Алексайо, доверительно говорит Хорошая. Ни на секунду ни отводит от него глаз. Она… спрашивает разрешения. И ей очень, очень хочется, тень чего заметна в серых глазах.

— Спокойной ночи, мама, — выдыхает Ксай, поднимая голову. И подставляет, пусть не слишком решительно, миссис Каллен свою правую щеку.

Утро праздничного дня, который впервые Эммет и Эдвард проведут в кругу своей новой семьи, начинается со снегопада.

Пушистые маленькие снежинки, кружась в ошеломляющем своей прелестью вальсе, мягко опускаются на землю. Сугробы, было подтаявшие за ночь, вырастают вновь, а солнце, пробивающееся сквозь тучи, отражается от них серебристым пламенем.