Первый чекист - страница 22

— Вы правы, доктор. Я пришел просить вас еще об одном огромном одолжении. Помогите мне увидать Ясика. Я… я его дядя… Со стороны отца.

— Я так и понял. — Корчак внимательно посмотрел на гостя. — Вы — дядя. И завтра вы сможете увидеть своего племянника.

— Нет, пан доктор, завтра я не смогу этого сделать… Я на рассвете уезжаю.

— Но сейчас ночь, дети спят. Нельзя же будить ребенка.

— Нет! Ради бога, не надо будить. Я просто посмотрю на него, на спящего хотя бы, — добавил он тихо. — Вы можете это сделать, доктор?

— Я сейчас оденусь, — вместо ответа сказал Корчак, — пан… пан…

— Казимир, — быстро ответил гость.

У дома, где помещались частные ясли Савицкой, Корчак попросил пана Казимира подождать. Вышел он не скоро и жестом пригласил ночного гостя в дом. Заспанная и недовольная няня сердитым шепотом предупредила, что на ребенка можно посмотреть только издали, и пошла вперед, освещая путь керосиновой лампой.

Ясик лежал в крайней от двери кроватке, засунув под голову ладошку, и тихонько причмокивал во сне. Вошедший сделал порывистое движение к кроватке и, видимо, с огромным трудом заставил себя остановиться. Протянутая рука его повисла в воздухе и медленно опустилась.

Несколько минут он, не отрываясь, смотрел на ребенка, прислушиваясь к его тихому ровному дыханию и беззвучно шевеля губами. Потом он осторожно вышел из спальни.

Корчак ждал его в гостиной. Мельком взглянув на взволнованное лицо посетителя, он отвернулся и спокойно заметил:

— Прекрасный малыш, не правда ли?

Посетитель ответил не сразу.

— По-моему, мальчик очень похож на отца, — сказал он тихо. — Как вы думаете? Хотя, прошу прощения, вы ведь не знакомы с отцом.

— Если вы похожи на брата, то ребенок — вылитый отец, — улыбнулся Корчак, глядя прямо в светлые, почти детские глаза «дяди».

Они попрощались на улице, крепко, по-мужски пожав руки, — большой писатель и страстный революционер, оба отдавшие детям свою любовь, свои горячие сердца.

Через десять лет узнает Януш Корчак о замечательном человеке — организаторе детских коммун, о человеке, спасшем сотни тысяч детских жизней, — и, может быть, вспомнит ту ночь и высокого, взволнованного человека, который любил детей «так, как никого в жизни», и который впервые увидел своего восьмимесячного сына. Он видел его всего несколько минут и снова расстался с ним на семь долгих и трудных лет.

ГОРОХОВАЯ, ДОМ 2

Несколько выстрелов прорезали сухой морозный воздух, Прохожие шарахнулись в подъезды и подворотни, кто-то испуганно вскрикнул. Несколько пуль ударило в кузов машины, одна пробила ветровое стекло. Машина рванулась вперед, будто сделала прыжок. Ильич удивленно обернулся в сторону, откуда стреляли, но в ту же секунду сидевший рядом Фриц Платтен пригнул голову Ленина вниз. А выстрелы продолжали греметь — теперь уже вслед машине.

На полной скорости машина влетела в переулок и остановилась.

Шофер рывком открыл дверцу.

— Все живы? — побелевшими от волнения губами спросил он. Увидев, что все благополучно, он облегченно вздохнул и вытер со лба тяжелые капли пота.

— Счастливо отделались! Если бы в шину попали — не уехать бы нам.

Ильич удивленно посмотрел на пробитое стекло, потом перевел взгляд на своего спутника и вдруг очень осторожно взял руку Платтена.

— Вы ранены? — быстро спросил Ленин по-французски.

— О, это есть пустяки, — ответил Платтен по-русски, доставая платок и прикладывая его к руке, — пустяки, царапина, — добавил он.

Ильич повернулся к шоферу.

— Пожалуйста, поезжайте быстрее, товарищ Платтен ранен.

До Смольного ехали молча. Ленин то и дело поглядывал на руку Платтена, на красное пятно, проступающее на платке, и все больше и больше хмурился. Платтен и Мария Ильинична смотрели в окна, на затянутые питерским туманом улицы. Они знали, кому были предназначены пули. Они поняли, что пуля скользнула по руке Платтена в тот самый момент, когда он пригнул голову Ильича. Значит…