Первый чекист - страница 27

Вечером Дзержинский собрал свободных сотрудников у себя в кабинете.

— Завтра все операции отменяются, допросов не производить, прием будут вести только члены коллегии. Остальные направляются на поимку грабителя. Приметы преступника; выше среднего роста, коротко острижен, волосы черные. Вооружен, имеет сообщников. Действует под именем работника ВЧК, имеет также мандаты ЦИК, Совнаркома на разные фамилии. Вопросы есть?

Чекисты молчали.

— Вас, конечно, волнует один вопрос — где и как ловить его. Этого я вам не скажу — не знаю. Но скажу я вам другое: этот грабитель не менее опасный враг, чем заговорщики, саботажники, спекулянты. Он страшен не только тем, что грабит. Я уверен, что грабеж для него не самоцель. Этот ярый контрреволюционер поставил своей задачей скомпрометировать советские органы, и в первую очередь — ВЧК. Надо сказать, это ему удается. Тысячи обывателей уже на все лады судачат о том, что ВЧК грабит среди бела дня. Посеять вражду, недоверие к Советской власти — таковы задачи Маковского-Нанди-Долматова. Как можно скорее обезопасить его — такова наша задача.

В соседней комнате Петерс выдал чекистам деньги. Чекисты получали плотные, аккуратно обандероленные пачки и молча уходили. Петерс ни о чем не предупреждал, никто ни о чем не спрашивал. Но все знали: после операции чекисты отчитаются и все оставшиеся деньги будут сданы Петерсу.

Бабушкин и Семен Барашкин шли по Невскому молча.

На углу, против Казанского собора, они остановились.

— Сюда, что ли? — тоскливо спросил Семен, оглядывая гостиницу, на верхнем этаже которой расположился ресторан.

— Сюда, — вздохнул Бабушкин.

— Ну, не робей, чекист, — вдруг толкнул его в бок Семен и с таким важным видом прошел мимо величественного швейцара, что Бабушкин только крякнул от удивления.

Через несколько минут они уже сидели за столиком с белоснежной скатертью и, стараясь скрыть любопытство, оглядывали зал. Неслышно подошел официант и протянул карточку. Бабушкин важно кивнул и углубился в чтение. Скоро он понял, что в карточке нет и сотой доли того, что едят за столиками, что разносят официанты на огромных подносах, и догадался: карточка — лишь ширма. Владелец ресторана достает откуда-то дефицитные продукты и предлагает их завсегдатаям.

«Этим надо потом заняться», — подумал Бабушкин и, подозвав официанта, ткнул пальцем в первое попавшееся блюдо, благо оно было совсем дешевым. Но официант не отходил.

— Может быть, господа офицеры хотят пива? — наклонившись, тихо сказал он.

— Кто? — Семен удивленно поднял голову. Бабушкин незаметно толкнул его под столом.

— Спасибо. Потом, — сказал он.

Когда официант отошел, он повернулся к Бараш-кину. Но тот уже сам все понял: официанта ввела в заблуждение солдатская выправка Бабушкина и новый, сидящий на нем будто с чужого плеча пиджак. Он, конечно, решил, что перед ним переодетые офицеры.

Постепенно ресторан стал наполняться. Сидя друг против друга, Семен и Бабушкин с любопытством осматривали публику.

— Вроде бы и революции не было, — тихо сказал Бабушкин.

Семен не ответил. Он думал о товарищах, о том, что, может быть, грабитель уже пойман, а они сидят здесь, будто и в самом деле переодетые офицеры. Становилось жарко. «Хоть бы скорее закрылся этот проклятый ресторан», — думал Семен, теперь уже не с любопытством, а с тоской оглядывая зал.

Официант давно уже убрал тарелки, и теперь они сидели за чистым пустым столом.

— Неудобно, — прошептал Семен.

— Да, придется пиво пить, — так же тихо ответил Бабушкин. И, как бы угадав их мысли, у столика оказался официант.

— Пива, — коротко бросил Бабушкин.

— Слушаюсь, — ответил официант, но почему-то не уходил. — Если у господ крупные купюры, то надо разменять, а то потом…

— Ясно, — кивнул Бабушкин и посмотрел на Семена. — Вот, возьмите, — он небрежно подал официанту несколько бумажек.

Официант поклонился, и на столе мгновенно появились бутылки. И в ту же секунду что-то произошло. В зале стало удивительно тихо, будто он был пуст, лишь стук подкованных сапог нарушал тишину. Два человека спокойно шли к эстраде. Один из них, высокий, коротко остриженный, заросший черной щетиной, легко вскочил на эстраду, второй, поменьше, с узкими монгольскими глазами, остался внизу.