Первый чекист - страница 8
Полицейский со злостью отодвинул ненужные папки с донесениями сыщиков и, подойдя к шкафу, достал небольшую кожаную папку. В ней лежал только один документ: сложенный в несколько раз лист грубой бумаги. Вынув его, полицмейстер развернул и положил перед собой. Наверху жирно был набран заголовок — «Ковенский рабочий». Ниже, уже мелким шрифтом, стояла дата — 1 апреля…
Полицмейстер машинально взглянул на календарь, хотя прекрасно помнил, что сегодня 29 апреля. Почти месяц ходила эта газета, напечатанная на гектографе, среди рабочих, прежде чем попала сюда, в его кабинет. И рабочие читали ее! Конечно, читали — недаром же этот листок зачитан буквально до дыр! А сколько еще таких ходит по рукам!
Полицмейстер закурил и попытался успокоиться. Но это ему не удалось. Газета лежала перед ним и всем своим видом, всем содержанием вызывала бессильную злобу. Одни заголовки статей чего стоят! «Ко всем ковенским рабочим», «Как нам бороться?» «Сибирь». А содержание этих статей!
Толстым красным карандашом он жирно подчеркнул слова: «Так поднимемся же, товарищи, и мы на борьбу по примеру петербургских рабочих и предъявим Рекошу наши требования».
— Поднялись, — зло прошептал полицмейстер, — предъявили…
За три последних дня, с тех пор как сыщик доставил ему эту газету, он уже не раз перечитывал ее статьи. И каждый раз приходил в ярость. «Лучшее средство — это бросить работу, стачка, — читал полицмейстер, и красный карандаш со злостью бегал по бумаге. — Надо, чтоб рабочие все до одного бросили работу, то есть необходимо единство…» И вдруг полицмейстера осенило: не мог один человек так быстро организовать рабочих, не мог он один выпустить газету, собрать столько фактов о жизни ковенских рабочих в такой короткий срок! Значит, несколько опытных бунтарей явились в Ковно! Задумавшись, полицмейстер даже не сразу заметил, что дверь отворилась и, неслышно ступая по мягкому ковру, в комнату вошел жандармский офицер. Не дожидаясь приглашения, жандарм сел в кресло и закинул ногу на ногу.
— Приближается Первое мая, господин полковник, их праздник, — сказал жандарм.
Полицмейстер вздрогнул, поднял голову и, прищурившись, посмотрел на жандарма.
— Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что вы изучаете уже устаревшую литературу, — жандармский офицер кивнул на исчерканную красным карандашом газету.
— Устаревшую?
— К сожалению, да! — не торопясь жандарм вынул из кармана небольшой листок и положил на стол. Это была листовка «Всеобщий рабочий праздник 1 Мая».
— «Да погибнут тираны, да погибнут кровопийцы, да погибнут предатели — и да здравствует наше святое рабочее дело!» — начал читать полицмейстер вслух.
— Я уже знаком с содержанием, — поморщился жандарм, — и не испытываю желания слушать еще раз.
Но полковник, не обращая внимания на его слова, продолжал читать вслух:
— «Смелее на борьбу, и победа будет за вами. Дружно, братья, вперед!»
Положив листовку, полицмейстер вытер вдруг вспотевшее лицо и тупо уставился на жандарма.
Если бы они знали, что как раз в эту минуту всего в нескольких кварталах отсюда шел по улице высокий юноша, за поимку которого много бы дали и полицмейстер и жандармы!
Пройдет некоторое время, и в жандармских донесениях, в письмах прокурора этот юноша будет называться «опасным государственным преступником». Но пока ни полиция, ни жандармерия не догадывались, кто виновник всех их волнений, как не знали и того, что работа в Ковно — первая самостоятельная работа молодого революционера Феликса Дзержинского, что, агитируя рабочих, призывая их бастовать, девятнадцатилетний Феликс сам учился организовывать забастовки.
Да, власти пока и не подозревали, что все происходящее в Ковно — дело рук молодого революционера. Зато его хорошо уже знали рабочие Ковно. Они не только укрывали Феликса от полицейских ищеек, которые рыскали повсюду, но и с каждым днем все внимательнее прислушивались к словам молодого агитатора, все больше верили ему. Да и как не верить, если этот юноша говорит всегда о том, что больше всего волнует рабочих, — об их тяжелой жизни и о том, как можно изменить ее.