Первый год войны - страница 40

16 сентября войска левого крыла фронта отошли на указанный рубеж и закрепились. Попытки врага с ходу прорвать их оборону потерпели неудачу. Все его атаки были отбиты[20].

19 сентября в 21 час меня вызвал для переговора по телеграфу Сталин. Он спросил, прибыли ли к нам комиссар Военно-воздушных сил Степанов и заместитель начальника Главного автобронетанкового управления Мишулин, разгрузились ли направленные фронту две стрелковые дивизии и танковые бригады, перебазировалась ли из Ростова в Бердянск авиация.

Я доложил, что товарищи Степанов и Мишулин прибыли. Начали прибывать части стрелковых дивизий. Танковых бригад пока нет.

— Скажите, у кого теперь Геническ и станция Новоалексеевка? Значит, немцы закупорили Крым? Нет ли у вас планов о занятии Геническа и станции Новоалексеевка, чтобы открыть связь с Крымской армией? Много ли в этом районе немецких войск? — продолжал запрашивать Верховный.

— Геническ и станция Новоалексеевка у противника, — ответил я. — План по их освобождению наметили. Сегодня ночью отправим шифровкой. Перед нами противник имеет одиннадцать пехотных дивизий, одну кавалерийскую и двести двести пятьдесят танков.

— Здорово вы считаете у противника, — заметил Сталин. — Если бы точно так считали свои силы, тогда б лучше пошли дела. Скажите, эрэсы прибыли к вам? Эрэсы с людьми, конечно.

— Эрэсы прибыли к нам с людьми. Добавлю (к сказанному), что часть дивизий противника нами сильно потрепана и не представляет из себя прежней силы.

— Мы здесь изучили вопрос о Черевиченко и пришли к выводу, что сняли его несправедливо. Не следует ли вернуть его к вам в армию?

— Сейчас возвращать Черевиченко в эту же армию не следует. Это мнение Военного совета. Лучше послать его в другую.

— Мне передал Буденный, что комфронта Рябышев отказался от своего мнения о снятии Черевиченко и что он также считает неправильным снятие Черевиченко. Верно ли это? Если это верно, отчего вы не исправите ошибку? Я со своей стороны готов исправить свою ошибку.

— Когда обсуждался вопрос о снятии с должности Черевиченко, я колебался, о чем говорил Буденному… Возражать против мнения большинства считал неудобным… Сейчас посоветовались с товарищем Запорожцем, он считает, что можно вернуть… Я согласен…

— …Меня интересует только то, что удобно для государства, а не для отдельных лиц. Скажите мне по чистой совести, кто лучше может руководить операциями армии — Черевиченко или Харитонов? Я вовсе не хочу брать под защиту Черевиченко или кого-либо другого. Хочу… узнать от вас правду… кто из этих двух товарищей больше способен руководить армией?

Такой вопрос Верховного озадачил меня. Видно, в связи с отступлением войск 9-й армии от Днепра у него появилось сомнение в способности генерала Харитонова руководить армией. Я был в большом затруднении, но отвечать надо было немедленно.

— Сейчас трудно определить, кто из них лучше будет руководить, отвечал я. — …Товарищ Харитонов смелый, энергичный, оперативно грамотный генерал. Но большого опыта управлять боевыми действиями войск в таком крупном масштабе не имеет… В первые дни операции немного неуверенно чувствовал себя, в последнее время выправляется. Товарищ Черевиченко, безусловно, грамотный командир, но допустил непозволительную ошибку, отдав противнику Каховку. Если бы он был более требовательным и настойчивым, контролировал свои приказы, то противник не был бы на левом берегу Днепра. Совершенно ясно, что Черевиченко должен учесть допущенные ошибки… в дальнейшем он может руководить армией.

— Товарищ Рябышев, это ваше мнение о генералах Харитонове и Черевиченко, ваше личное мнение?

— Да, это мое личное мнение.

— В таком случае Черевиченко не вернется к вам. Ставка даст ему другое назначение. Всего хорошего[21].

По-видимому, Верховный остался не доволен моим ответом.

В разговоре по высокочастотному телефону этой же ночью он снова выяснял мою точку зрения по данному вопросу и дал понять, что, являясь командующим, я сам должен принимать решения, а не соглашаться с предложениями членов Военного совета в случаях, когда эти предложения не совпадают с собственным мнением. Если же у меня не хватает для этого, как он выразился, духу, значит, я еще не созрел быть командующим. Верховный закончил разговор раздраженным тоном.