Первый и единственный - страница 45
Во время обеда Эмили постоянно чувствовала на себе взгляд Тайлера, но едва отважилась один раз посмотреть на него и слабо улыбнуться. Тайлер выглядел потрясающе красивым в новой рубашке, Эмили тоже решила в честь праздника надеть нарядную шелковую блузку. И весь обед Эмили не покидало совершенно абсурдное чувство, что это семейное торжество. После обеда Эмили надела фартук, чтобы вымыть посуду, дети вызвались ей помочь, а Тайлер куда-то стал собираться.
— Мистер Китон, только не говорите, что даже в праздник вам нужно работать! — самым суровым тоном, на какой была способна, заявила Эмили.
— Я ненадолго, мне только нужно кое-что проверить, — улыбнувшись, заверил Тайлер. — Через два часа я буду в полном вашем распоряжении, мисс Стоун.
Эти слова вызвали в ней сладкую истому, но Эмили удалось сдержанно кивнуть.
— Хорошо, мистер Китон.
Закончив с посудой, Эмили пошла в гостиную, из которой доносились голоса Джека и Холли, явно затеявших продолжение бесконечного «сериала» о космических пиратах. Но оказалось, что дети решили просмотреть передачу для детей, записанную на кассету. Эту и еще несколько других кассет с обучающими программами по просьбе Эмили привезла Мэри, и вот уже почти неделю распорядок дня Эмили был расписан почти по минутам. Ей даже приходилось составлять каждое утро список, чтобы ничего не забыть.
Почти все основные дела она оставляла на время, когда дети отдыхали или играли вместе. Эмили старалась как можно больше времени проводить с малышами. Если на улице было не слишком холодно, они отправлялись гулять, потом почти час занимались по специальной программе для дошкольников.
Джек удивлял ее своими способностями и прилежностью. Он потерял большую часть своей недетской серьезности, хотя был все еще достаточно сдержан. И он избавился от своего страха перед Бугименом, словно обещание Эмили всегда быть рядом спасло его от этого страха. Все дело было в заботе, которой она окружила малыша, в любви и доверии. Эмили не разделяла детей на «своего» и «чужого», относилась к малышам совершенно одинаково. Холли сначала немного ревновала, но быстро привыкла. Джек просто обожал Эмили. Он часто заглядывал ей в глаза, словно по их выражению пытался понять ее чувства. Больше всего они с Холли любили сидеть, прижавшись к Эмили, как птенцы, пока она читала им сказки.
Два маленьких человечка были удивительно похожи и в то же время непохожи, но взаимное притяжение детей не вызывало никаких сомнений. Видя склоненные одна к одной головки, Эмили испытывала острое чувство нежности и материнской любви. Они неизменно были вместе и с тем же постоянством подражали друг другу. Это было что-то вроде соревнования. Если Холли забиралась на руки к мамочке — тут же там оказывался и Джек. Если Джек прилежно занимался, Холли вела себя столь же благоразумно.
Иногда Эмили позволяла детям увлекать ее в шумные игры. Вот и сегодня, закончив просмотр передачи, дети объявили, что сейчас будут играть в паровозик. Эмили пришлось согласиться.
Она едва сумела выбраться из-под наваленной баррикады из подушек, которая символизировала тоннель, и теперь ей предстоял «крутой вираж на горном склоне». Схватив взвизгнувших от восторга детей в охапку и исполняя «вираж», Эмили расцеловала раскрасневшиеся щечки. Не выпуская детей из объятий, она села на пол среди разбросанных подушек, сдула с лица прядь волос и заявила, что «паровозик» очень сильно устал и на сегодня достаточно. Холли хохотала, брыкалась, и требовала продолжения, а Джек неожиданно обхватил Эмили своими тонкими ручками, уткнулся лицом в щеку и замер. И тут же притихла Холли, точно так же обхватив Эмили и уткнувшись в другую ее щеку.
— Я люблю тебя, Эмили, — пробормотал мальчик.
— Я тоже тебя люблю, мамочка, — подхватила Холли.
— Я тоже очень люблю вас… очень-очень… — Эмили крепко зажмурилась, чтобы не расплакаться.
А когда она открыла глаза — в дверях стоял Тайлер и смотрел на эту сцену так, что, если бы Эмили не сидела, она бы упала. Вокруг валялись разбросанные подушки, и Эмили, и дети были ужасно растрепанные, и страшно было даже подумать, что решит Тайлер при виде этого вопиющего беспорядка.