Первый снег - страница 3

В зданиях вокзалов всегда сидели мертвецы, ни разу такого не было, чтобы вокзал был пуст. Мы уносили трупы в комнату, которая называлась «кассы», и там оставляли. Если на них были тёплые вещи, мы их забирали себе, кому что подходило по размеру.

В Выдумках тоже сидели в зале ожидания люди. Холод замедлил разложение, и мертвецы казались уснувшими пассажирами, если бы не пустота, которую всегда чувствуешь рядом с умершим, словно слышишь зов смерти, обращённый к живым.

Мой друг был окружён такой же мёртвой пустотой. Сидел у окна с сумкой на коленях и бессмысленно смотрел сквозь меня, в никуда.

Как он оказался в Выдумках? Если бы не Снег, я бы знать не знал о такой станции. Мы ещё долго смеялись, прочитав её название, таким оно показалось нам уморительным. А теперь мне не до смеха.

– Это мой друг, – сказал я Бурану, – с детства дружили. А в последние годы как-то отдалились.

В сумке друга я нашёл блокнот. Там не было никаких записей, кроме этой:

«Что-то странное вокруг происходит: снег не перестаёт, электричество отключили, связи нет, поезда задерживают. Мне грустно до невозможности. И я затеял игру: записать имена всех, кто мне дорог. На всякий случай. Вдруг со мной что-то произойдёт. Кирпич на голову упадёт:). Отвлекусь такой игрой от мрачных мыслей…»

И дальше он перечислил имена одиннадцати человек (я сосчитал), меня среди них не было. Почему?

Мы отнесли трупы в кассу. Буран решил, что на станции мы отдохнём пару дней:

– А потом снова в Снег! – и громко хлопнул в ладоши, энергично потёр ими и засмеялся, как любитель весёлых попоек перед щедро накрытым столом. – Отдохнём, орлы! И снова рыть! барахтаться! не сдохнуть, а жить!

Почему мой друг не вписал моё имя? Ну, ладно, семья, а потом?…

Я сидел возле печки и слушал, как шумит дым в трубе, как потрескивает огонь на сырых поленьях.

Может тоже написать такое письмо? Сколько ещё искать выход в Снегу? Надежды мало. Веры никогда не было. Любовь убил мой друг.

Я смотрел на пламя в крошечную щель, заслонка закрывалась не плотно, и представлял, что это горит имя моего друга, потом выхватывал из огня и думал: почему не хочу этого? Мне хотелось и не хотелось мстить. Мне казалось невозможным вычеркнуть из сердца имя человека. Может он злился на меня в Выдумках и потому не вписал моё имя? Может, правда, так было?

Я услышал, как дверь комнаты, в которой отдыхал Буран, открылась, и оттуда вышла Молоденькая. Она подошла и сказала:

– Пойдём со мной.

– А как же Буран? – спросил я её.

– Буран сказал, что у тебя мысли плохие и чтобы я помогла тебе.

– Откуда он знает, что у меня такие мысли.

– Снежку поел, – хихикнула Молоденькая.

Утром Буран позвал меня и сказал:

– Всё правильно, в сердце надёжнее всего записано. А бумага… – он взял список моего друга. – Смотри! – щёлкнул зажигалкой золотого цвета и поджёг его, некоторое время держал в руках и смотрел, как он горит, а потом бросил и брезгливо растёр ногой.

Сердцу захотелось выйти к морю, увидеть Молоденькую, как она в нём резвиться. Пусть с Бураном. Буран – он мне ближе отца. Батя. Он главный среди нас.

Снег закончился внезапно. К этому моменту хотелось подготовиться, но я воткнул лопату и вместо привычного сопротивления почувствовал лёгкость растаявшего сливочного масла и следом за лопатой вывалился наружу. Свет ослепил меня до боли. И я долго не мог посмотреть на мёрзлую, прикрытую тонким снежком землю, на хмурое и нелюдимое небо. Здесь было ещё холоднее, чем в Снегу, и не было моря, тёплого песка, и лучи южного солнца не искрились на волнах. Вместо этого я услышал напряжённый бег, чужое дыхание, и как кто-то громко оправдывался:

– Только отошёл! На минутку всего!

С тех пор, как снежный призрак в лабиринте превратил Бурана в ледышку, затянул его тело в «черняк», и я остался один среди Снега, я научился чувствовать опасность за двоих. Лихорадочно разогрев в ладонях красный снежок, тогда, ударяясь о землю, он превращался в разрушительное оружие, я бросил его за Снежный выступ. Взрыв получился такой силы, что я зря беспокоился, будто недостаточно разогрел его в ладонях (от этого зависела мощность взрыва). Выглянув из-за выступа, я бросил второй красный снежок, уже зряче, в несколько чёрных тел на снегу, они лежали и громко кричали от боли. Второй взрыв получился мощнее первого, меня отбросило в сторону и сильно засыпало Снегом. Я лежал под ним, прислушиваясь, а потом осторожно выполз из сугроба, и, держа наготове красный снежок, медленно приблизился к телам людей. Один только делал вид, что мёртвый, я заметил движение глазных яблок за закрытыми веками. Я ещё раз осмотрелся, положил красный снежок в сумку-термос, достал из рюкзака жёлтый снежок и ткнул притворяющегося ногой в бок: