Первый советский пилотируемый полет в сторону Луны - страница 5

Второй корабль «Л-1» стартовал 8 апреля 1967 года, но направить его к Луне не удалось. На этот раз из-за отказа в системе управления произошел досрочный сброс блоков малых двигателей, обеспечивающих запуск ДУ блока «Д» и он остался на орбите ИСЗ под названием «Космос-154».

В западные энциклопедии космонавтики оба эти полета попали как испытания космического корабля «Союз». Впрочем, «Союз» изначально и создавался для облета Луны, а не для выполнения тех грандиозных программ, которые ему пришлось впоследствии выполнять на околоземной орбите. А именно – в качестве корабля снабжения для орбитальных станций «Салют», «Мир» и «Альфа» (или «Фридом», как изначально американцы хотели окрестить Международную космическую станцию), а также вообще единственного советского и российского пилотируемого космического корабля в весьма длительный промежуток времени между 1967 и 2017 годами…

И вот тогда же, весной 1967 года, кто-то из разработчиков бросил мысль, что если бы на борту «Л-1» были бы космонавты, то они смогли бы вручную запустить двигатель и полететь к Луне. Мало кто поверил столь безумному предположению, поскольку двигатели блока «Д» относятся к системе «Протон» и с борта «Л-1» никак управляться не могут, не говоря уже об их запуске…

«Мысль изреченная есть ложь», — поговаривали мудрецы в древности. Но мысль о возможности полетов советских космонавтов вокруг Луны была все-таки изречена, и закрутилась та самая машина, о которой писал Кафка в своем «Процессе». «А чем мы хуже американцев, которые собираются облететь Луну не позже начала 1969 года?» – подумали наверху, в Политбюро. И начали торопить Мишина, наследника Королева, и всю его компанию. Закрутилась машина в самых верхах, сначала в Политбюро, а затем – в органах госбезопасности.

Конечно, посылать настоящих космонавтов в космос на плохо испытанных «Л-1» было жалко, хотя кое-кто из них был готов отдать жизнь во имя науки, как это сделал Комаров, прекрасно знавший, что летит на верную гибель. Но в лагерях необъятного ГУЛАГа даже в середине шестидесятых годов по различным политическим статьям сидело еще немало неплохих инженеров, которых вполне можно было использовать в качестве подопытных кроликов, то есть космонавтов, не объявляя на весь о том, что испытательные полеты были пилотируемыми…

И вот, в самом начале мая 1967 года, когда весь Союз дружно смеялся в кинотеатрах над незадачливыми персонажами прекрасной комедии Гайдая «Кавказская пленница», в лагеря особо строгого режима стали приезжать специалисты по авиакосмической медицине. Им предстояло отобрать группу зэков для осуществления испытательных полетов к Луне.

Причем надо было выбирать сразу, без отсева на уровне «один к двадцати или даже к пятидесяти» в московском госпитале, как это происходило при отборе большинства космонавтов военных и гражданских наборов. Ибо зэки – это люди особого рода, и подписку о неразглашении государственных тайн с них взять почти невозможно. А военную клятву многие из них никогда не приносили…

Врачи даже не знали, как преподнести зэкам то, что их отправят в Москву для проведения специальной подготовки. Один из отобранных, заключенный Гаврилов, рассмеялся, предположив, что зэков хотят использовать в качестве Белки и Стрелки, то есть подопытных собачек. Он даже не представлял тогда, насколько он был близок к истине…

Короче, исходя из внешних данных и по заключениям лагерных врачей, были почти наугад отобраны шесть человек: Андрей Скляров, Василий Пономаренко, Степан Гаврилов, Григорий Резниченков, Тимофей Молодцов и Равиль Габдуллаев. Все они были из разных лагерей, и встретились впервые только в Москве, когда находились в авиационном госпитале перед тем, как приступить к самой необычной в истории мировой космонавтики подготовке к полету.

В московском госпитале уже в июне 1967 года выяснилось, что Гаврилов и Резниченков не подходят на роль кандидатов в космонавты-зэки по медицинским показателям. У Резниченкова оказался застарелый гастрит, на который в лагере никто не обращал никакого внимания. Врачи в госпитале попытались этот гастрит вылечить, но он оказался столь застарелым, что решительно не подавался никакому терапевтическому лечению. А резать желудок по поводу гастрита у госпитальных врачей руки почему-то не поднялись… А зря… К тому же в КГБ заподозрили, что Резниченков был когда-то Резниковым, а запускать еврея в космос было как-го неуместно. Тем более, что в КГБ знали о том, что у космонавта Волынова мать зовут Евгенией Израилевной, и этот козырь можно было использовать в борьбе с сионистской пропагандой, особенно распустившейся сразу после шестидневной войны 1967 года, проходившей как раз во время отбора космонавтов-зэков. А еврей-зэк мог каким-то неведомым образом выжить даже в ситуации, когда никаких шансов на это у него не могло даже и сохраняться.