Песчаная роза - страница 38

Он открыл перед нею заднюю дверцу машины и сам сел рядом. В такси воняло карамелью от освежительной картонки, которая болталась под зеркалом заднего вида. Радио долбило: «Вите надо выйти, остановите, Вите надо выйти…». После того как это повторили в пятый раз, Соня попросила водителя выключить музыку.

– Насчет внуков он прав, – сказал Борис.

– Каких внуков?

Соня и думать уже забыла про Дерюгина. Тяжесть городского уныния охватила ее.

– Внук Хвата гордился дедом.

– Какого Хвата?

– Следователя, который лично избивал на допросах Вавилова. Умер почтенным старцем в своей постели. А не от кровавого поноса в тюрьме, как Николай Иванович. И внуки, уверен, гордились дедушкой Хватом. Мишка, думаю, долларовый миллионер уже. Так что его внуки действительно будут ему благодарны за наследство. А каким путем оно нажито, им будет плевать. Остается только постараться, чтобы моим внукам не пришлось их обслуживать.

– У тебя есть внуки? – поинтересовалась Соня.

Когда они встретились впервые, он уже несколько лет был в разводе и ни детей, ни тем более внуков у него не было. За восемь лет, прошедших после их расставания, внуки тоже вроде бы не должны были появиться. Но кто его знает.

– Пока нет, – ответил Борис. – Но не исключаю, что будут.

Он повернулся к Соне и поцеловал ее. Это было так неожиданно, что она ахнула. И так быстро, что не успела понять, что чувствует при этом.

– Встречу тебя после работы, можно? – спросил он.

И чуть сбивчивое дыхание, и само то, что он спрашивал, можно ли ему сделать что-то связанное с нею, было необычно для него и неожиданно для нее. Сделка по квартире… Ему больше незачем оставаться в Москве. И сегодня надо ответить, что она решила.

«Совсем не надо отвечать! – малодушно подумала Соня. – Чтобы я улетела с ним прямо сейчас, это был только один из вариантов. А вообще речь шла о проекте, который начнется весной. До весны еще далеко».

И тут же рассердилась на себя за это малодушие.

Но сердиться можно сколько угодно, однако следует признать, что его решения всегда оказывались лучшими из возможных. И в те годы, когда она работала у него, и в тот последний день, когда это кончилось.

Соня думала о том, как Борис поцеловал ее сегодня утром. Это была очень важная мысль. Она проснулась от его поцелуя, и он определил ее день. Может, Борис знал, что так будет. А если не знал, то все-таки был бы, наверное, рад, что это оказалось так. Он любит охватывать собою ее труды и дни. Потому что любит ее. Когда он впервые сказал ей об этом, его слова были так же горячи, как его губы, как все его тело, которое она чувствовала и в себе, и на себе, и собою.

Ох, некстати подумалось об этом именно сейчас! Ее словно током пробило – раз, и другой, и снова. Она поскорее встала и, потянувшись через широкий подоконник, прижалась лбом к холодному стеклу высокого стрельчатого окна.

Это было именно то рабочее место, которое Соня выбрала, когда впервые вошла в это здание. Только теперь вдоль окон второго этажа тянулся не хлипкий карниз, а стеклянная галерея, стеклянными же стенами разделенная на кабинеты. Это выглядело так современно, и необычно, и просто фантастически красиво, особенно если смотреть снизу, что каждый раз, приходя на работу, Соня хоть на минутку задерживалась внизу, в ньюс-рум, чтобы этой галереей полюбоваться. И только потом поднималась по винтовой лестнице наверх, в свою прозрачную комнатку, к своей любимой работе, и погружалась в нее.

И вот стоило ей сегодня отвлечься от работы буквально на минуту, как вспомнился утренний поцелуй и потянуло к Борису так, что, войди сейчас кто-нибудь в кабинет, она, наверное, не смогла бы скрыть свое состояние.

Но никто не входил, все наоборот выходили из своих кабинетов и тянулись к дверям, ведущим в коридор. В конце этого коридора была столовая, а время подошло обеденное.

Столовая начала работать в первый же день, когда Издательский дом переместился на шоссе Энтузиастов. За пять лет никому не надоело здесь обедать, потому что шеф-повар Зольтан, тоже принятый Шаховским на работу с первого дня, мало того что готовил вкусно, так еще и полностью обновлял меню раз в полгода. Конечно, жалко бывало, когда любимое блюдо вдруг исчезало, но Зольтан считал, что в одной только венгерской кухне достаточно блюд, чтобы не держаться за единственное, а он и за одну только венгерскую кухню не держался.