Пеший камикадзе - страница 19

— Да будь… — буркнул Егор, махнув на Стеклова рукой. — Читал как-то одну книгу, написал какой-то Ино… Ино… Гути-Гури… Иногути или Иногури… не помню; ну, да ладно, суть не в этом… Про камикадзе — она. Так вот, среди тех, кто воевал и видел камикадзе, и сами камикадзе не нашлось человека, который бы мог ясно выразить — кто камикадзе, а кто некамикадзе; и кто были те люди, которые также шли на верную гибель в атаку, на танки, на… Вот, Матросов, на пример, он — кто? Камикадзе, по-твоему?.. Сознательно же лег на амбразуру.

— Матросов — самый настоящий «камик»! — Стеклов, обернувшись, поглядел на своего кинолога, идущего по центру дороги.

— Никакой он не настоящий. Камикадзе — это целая философия, а не то, что ты называешь. Народ изучает их, рассматривает через призму культуры, как феномен, — сказал Егор.

— Ну, а я, что, не феномен? — возмутился Стеклов.

— Ты — русский дурак! — беззлобно сказал Егор. — Все этот наше западное сознание, потому мы не можем понять. Вот, к примеру, в каждом из нас живет ощущение некой неуязвимости… Ты же все равно уверен, что тебя не убьют? И даже несмотря на то, что совсем рядом гибнут люди, товарищи… Ты же рассчитываешь каким-то образом избежать смерти?

— Рассчитываю!

— Уверен? — спросил Егор.

— Уверен!

— Значит, ты, не готов умереть!

— Конечно, нет! — возмутился Стеклов.

— А я — не уверен! — не согласился Егор. — Смерть настолько близко, что я верю и в обратное… А объяснить не могу! Загадка! Так и с камикадзе. Они до сих пор остаются для всего человечества загадкой японской культуры, японской души. Никто еще не разгадал ее. Невозможно, понять их сложные чувства… Собственно, как и наши… Попробуй, разберись в себе?.. Я видел документальную хронику про Перл-Харбор. Смотрел с оцепенением, забыв себя, но в тоже время во мне было какое-то необъяснимое уважением к ним и чувство горечи, смотришь, как они жертвует ради своего дела, своей победы, самым дорогим, что у них есть — человеческой жизнью! Люди решившиеся на самоуничтожение… — они как гипноз! Вот мы, не решили, но можем это сделать в любой момент, — шансов уйма! Вот они все под ногами! — Егор пнул от себя сухой комок глины и посмотрел по сторонам. — А кто-то смотрит за тобой, сжимая в руке пультик управления адской машиной… А мы со знанием дела, что собственно является ошибочным предположением, идем, мы же тоже знаем, что он где-то сидит, ждет, чтобы убить нас!

— Да! — мучительно согласился Стеклов. — Только вряд ли он испытывает к нам уважение.

— Вот и смотри: исход этой войны вроде как понятен — мы все же победим; но тогда для чего мы ходим здесь, совершенно неготовые совершить акт самоубийства, на который нас обязывает Родина… командование… или все-таки долг? Хрен его знает?!

— Я никому, ничего не должен! — возмутился Стеклов.

— О как, ты заговорил! Должен! Ты дал клятву, присягнул на верность, исполняй!

— Гибнуть-то я не клялся!

— А это случай. Мы отчаянно разминируем иногда неразминируемое… По крайней мере, даже не имеем четких инструкций, как разминировать эти «новые» фугасы — радиоуправляемые… Да чего уж там — разминировать! Мы по-хорошему найти его не можем, не успеваем! А если уж и находим… то ценой собственной жизни: «Один сапер на один фугас — отличный показатель!», и это слова нашей Группировки… Не мы говорим! Что это — нормально? Я думаю: нет! Это у нас — безвыходность. А у них — неспособность, нежелания что-то сделать… как будто они сами не знают что… Тут даже я уже соображать начал, надо ежедневно проводить ряд мероприятий, чтобы обеспечить нам нормальные условия для выполнения наших задач — разведку, засады, оперативную работу, разведывательно-поисковые мероприятия. Они, конечно, их проводят, да только не там где надо!

— В общем, мы знаем, что победим, сознательно идем… на смерть, а значит, мы — камикадзе, но только пешие…

— Пешие… — усмехнулся Егор.

— Пешие. — Повторил Стеклов.

— Ладно. Идем на ту сторону?

— Идем, — согласился Стеклов.

…Взрыв прозвучал как всегда внезапно и неожиданно… И снова со спины. Егор обернулся, увидев, как первый БТР, подскочив на огненно-черном облаке, опустился задними колесами на землю, еще какое-то время, колышась на рессорах.