Пёсий остров - страница 29

Манни начинает терять самообладание и сжимает кулаки.

— Надо было позвонить мне. Я был недалеко, я бы со всем разобрался.

Русский накрывает его кулаки ладонями — жест, которым любовники предваряют важные слова, — и качает головой.

— Ты разобрался с его женой — и то хорошо. Но нам все равно пришлось прятать твоего брата в багажнике нашей машины.

— Которую потом пришлось поджечь, — замечает коротышка, нахмурившись. — А это был, между прочим, «кадиллак». Не дешевка какая-нибудь. Сам понимаешь.

— А потом мне пришлось искать кого-нибудь, кто бы вывез его в открытое море и там сбросил. Я бы предпочел вместо этого…

— Замолчи, — просит Манни, представляя отца, бессильного, потерявшего шляпу, в ожидании выстрелов.

— А-а, все верно, — русский убирает наконец руки, напоследок еще раз сжав кулаки Манни. — Ты же в курсе, как я работаю, да? Скажи, ты уже потратил свои тридцать серебреников за то, что сдал нам папашу? Или Рашель удалось выпросить немного на хозяйство, пока ты не предал заодно и брата?

— Я вас обоих арестую, — повторяет Манни, сам не веря в то, что говорит. — Если вы не…

Коротышка достает из куртки газету и кладет на сиденье между собой и копом, не зная, что тот крайне близок к тому, чтобы передумать и застрелить их обоих, а затем, возможно, и себя. Прости, отец.

— Мы, конечно, оставили себе брокерские, когда получили уродливый замок Авраама, — русский улыбается, как человек, который удачно пошутил. — Так оно справедливее. Стэн не возражал, так что ты не волнуйся. Наш дружок с красной тачкой тоже требовал вознаграждения за свои услуги… — его лицо становится мрачным, как у обиженного клерка. — Ты бы тоже мог поучаствовать, Эммануэль. Мы бы здесь сейчас не сидели, если бы ты тогда уговорил своего брата.

— Я сделал все, что мог, — отвечает Манни, и ему не нравится, что это звучит как оправдание, но поздно.

— Открой-ка свой подарок, — предлагает коротышка. — Давай, загляни, что там.

Манни разворачивает газету и достает небольшой полиэтиленовый сверток. Слишком небольшой, чтобы содержать лекарство от его растущего голода, который сперва был просто жадностью, но за последние дни разросся в нечто большее. Теперь младшему брату Якоба нужны все деньги мира, чтобы заполнить дыру, образовавшуюся у него внутри, — такую огромную, что он чувствует, как ветер лижет стенки.

— Вы должны мне восемнадцать миллионов, — заявляет Манни, положив одну руку на пистолет, но голос предает его: в нем звучит мольба.

Коротышка издает негромкий свист, как будто завидел пару стройных женских ножек.

— А не то ты нас арестуешь и бросишь на растерзание преступников, — подытоживает мужчина в коричневом, задумчиво глядя, как солнце отражается в стеклах кабины очередной железной птицы. Солнечный луч падает на его лицо, заставляя сверкнуть золотые коронки. — Знаешь, я думаю, ты так с нами не поступишь. Нет. Долг Авраама выплачен, мой работодатель доволен. Иди, посчитай свои деньги, купи Рашель новую тачку, утешь мамочку. И жди следующего платежа — в скором времени. Так, на карманные расходы. При условии, что ты успокоишься.

— В этом пакете миллион, — сообщает коротышка, вертя в руках пивную бутылку. — Ни много ни мало. Ты сколько зарабатываешь-то? Тридцать? Тридцать пять в год? — он хмыкает. — Тебе, считай, повезло.

— Как будто в лотерею выиграл, — добавляет долговязый и поднимается, чтобы надеть куртку. — Тебе позвонят, не волнуйся. В следующем месяце ты встретишься с кем-нибудь из наших друзей и получишь еще пакет-другой. Но ты должен вести себя хорошо, — он явно наслаждается злостью Манни, но еще больше ему нравится смотреть, как эту злость распаляет жадность. — Sei gesund[4]. Вот увидишь. Бабло как шлюха — быстро забывает, в чьих руках побывало.

— Мой брат… он страдал? — спрашивает Манни, маясь неловкостью от того, что дотянул с этим вопросом до последнего. Он сидит, вцепившись в газетный сверток, лежащий на его коленях, как в сокровище.

— Ты хороший брат, Эммануэль, — мрачно кивает мужчина в коричневом. — Я скажу тебе правду. Он не страдал, потому что был в отключке, когда мы передавали его на борт. О таких вещах вообще-то вредно думать. Я как-то пробовал — у меня чуть крыша не поехала. Правда. Спроси вон Евгения.