Песнь об огненно-красном цветке - страница 16
«Да, мой друг, жизнь, в сущности, всегда прекрасна. Прекрасно утро, возвещаемое криком петуха, птичьим щебетом и гомоном ребятишек. Прекрасен день, когда солнечные лучи покоятся на полянах, а труженики, с блестящими от пота лицами, с искрящимися глазами, собираются к обеду, проходя через двор. Прекрасен вечер, когда удлиняются тени и на лесной опушке звенят колокольчики возвращающегося домой стада. Но ничто не сравнится с ночью, потому что только ночью мы обретаем самих себя».
«Обретаем самих себя? — переспросила фуксия. — Кажется, я начинаю тебя понимать».
«Самих себя и те заветные слова, которые не звучат в сверкающем блеске дня, — продолжал бальзамин. — Днем мы принадлежим миру, днем — все общее и нет ничего сокровенного. Но когда подходит ночь, приближается наш час. Он незаметно крадется под тенью деревьев и робко присаживается в углу комнаты, он таинственно брезжит в темнеющем воздухе и пробуждает в нас то, что дремлет днем.
А когда он наступает — наш час — и дивно распускаются струящие аромат цветы, тогда все постороннее спит, не спят только…»
В сумраке мелькнула женская рука.
«Не спят только?..» — вполголоса спросила фуксия.
«Только те, что счастливы!» — шепотом ответил бальзамин.
— Господи, до чего же ты хороша, Смугляночка! Ты — словно сама ночь: пьянящая и пленительная, таинственная и непостижимая, как осенняя ночь, которую освещают только зарницы. Лишь теперь я узнал, как прекрасна юность, как необъятна любовь. Она является к нам, словно король в золотой карете, она призывает нас к себе и уносит с собой… Но отчего ты дрожишь, родная? Почему у тебя такие горячие руки, почему ты смотришь на меня таким странным взглядом?
— Мне жарко… нет… не знаю… я слишком счастлива.
— Слишком счастлива?
— Не знаю… не знаю… мне хотелось бы…
— Чего хотелось бы?
— Ах, не знаю… ничего не хочу… ничего не умею сказать… Я… боюсь…
— Меня боишься?
— Что ты?! Разве я могу бояться тебя? Я…
— Ну, доверься же мне… Я пойму тебя с полуслова.
— Я боюсь… да нет, все равно, я не сумею сказать… о господи, до чего же я люблю тебя!
«А самым прекраснейшим мигом из всех прекрасных, — зашептала фуксия, — был для меня тот, когда я впервые расцвела, когда впервые открылись мои лепестки и солнце поцеловало меня в самое сердце».
«Ты права, — ответил бальзамин. — Я знаю это еще лучше, потому что цвету уже второе лето. Цвести — всегда прекрасно, и каждое цветение приносит свои радости, но лучше того, что было в первый раз, — не бывает. Тогда мы еще ничего не знаем, мы стоим перед завесой, скрывающей от нас великую тайну. И предчувствуем, и ликуем, и спрашиваем самих себя: скоро ли? когда же? И надеемся, и страшимся, и знаем, что чудо свершится. И не думаем ни о прошлом, ни о будущем, а только о том мгновении, которое близится… Наконец оно приходит, лепестки розовеют, раскрываются, на минуту все погружается во мрак, и вдруг мы чувствуем, что растворяемся, таем, окруженные теплом и светом».
Само счастье стояло у изголовья их кровати и глядело на них улыбаясь.
Черным шелком разметались по подушке волосы девушки. На них покоилась голова юноши.
Они держали друг друга за руки и глядели друг другу в глаза. Счастье долго стояло над ними, но так и не услышало ни единого слова.
Солнечные лучи медленно забрались вверх по склону холма, одним прыжком перекинулись через поляну и заглянули в окно.
Девушка встрепенулась. Солнце смотрело прямо на нее, и все вокруг преобразилось.
«Неужели солнце тоже видит?..»
Через минуту девушка снова открыла глаза. Солнце глядело большими вопрошающими очами. Казалось, что сама мать смотрит на нее безмолвно и укоризненно.
Холод пронзил девушку, она закрыла глаза и не открывала их больше. На ее ресницах дрожали слезы.
— Что? — очнулся вдруг юноша и приподнялся. — Что с тобой, родная? — Он ласково сжал ее руку. — Почему ты не смотришь на меня?
В ответ что-то блеснуло. Две слезинки упали на наволочку. Девушка уткнулась лицом в подушку.
— Смугляночка моя! — испугался юноша. Ему хотелось ее утешить.
Обнаженные плечи девушки задрожали, она едва сдерживала рыдания.
Будто холодное острие вонзилось в сердце юноши. Только что ему казалось, что он летает в поднебесной синеве, а теперь вдруг крылья его подломились и он упал вниз, на острые камни, где слышались плач и стенания.