Песнь песков - страница 8
Ян взмахнул листками:
— Если все это правда, мы обнаружили бомбу, Сальвани! Еще круче, чем открытие Жирофта.
Жирофт, культурный и художественный памятник пятитысячелетней давности, обнаруженный при раскопках на юго-востоке Ирана, перевернул все имеющиеся до этого представления об истории развития человечества.
— Может, это просто какой-нибудь местный кочевник с помощью таких насечек считал поголовье скота, — заметил Роман. — Или мать семейства эпохи неолита делала учет запасов продовольствия. Столько-то буасо [8] зерна, столько-то ягод, столько-то кусков медвежьей туши…
— Возможно! Все это очень даже возможно. Самые таинственные надписи часто на поверку оказываются неправильно прочитанными фразами, — улыбаясь, добавил Маттео. — И я позволю напомнить тебе, мой пылкий Холмс, что в конце недели нас ждут в Тепе-Сабс. Пусть малышка Лейла отснимет все, что можно, — и вперед!
Ян нервно топтался на месте:
— Неизвестная письменность! На перекрестке Азии и Запада… Да это настоящая бомба!
— Или подмоченная петарда, — поправил его коллега, улыбаясь. — Роман, нам ведь давно пора.
Дополнительная команда, прибывшая из Скопье, ждала их на раскопках городища эпохи халколита, недавно открытого в Тепе-Сабс, неподалеку от Парваша, на пересечении двух больших пустынь в центре страны.
— Найди Лейлу, — приказал Роман Омару, — и скажи водителям, чтобы готовились к отъезду.
— Прихватим один из камней! — бросил Ян, ныряя в пещеру.
— Эй! Но это противоречит всем деонтологическим правилам! — запротестовал Маттео.
— Правила для того и пишутся, чтобы их нарушать! — возразил Ян. — Никогда не знаешь, как может обернуться ситуация. Вспомни, как вышло с Буддами в Бамиане.
Гигантские статуи Будды в Афганистане были разрушены талибами. Никакое свидетельство прошлого не может выстоять перед ненавистью настоящего.
Роман слушал перебранку спутников, как вдруг внезапно его охватило предчувствие неминуемой опасности. Нет, это просто смешно, все вокруг казалось мирным и спокойным. Он отошел на несколько шагов, внимательно осмотрелся. Омар возвращался к ним быстрым шагом, за ним двигалась Лейла, неся через плечо необходимую аппаратуру, остальные заканчивали демонтировать лагерь. Ничего особенного. И все-таки…
Он поднял глаза к ясному небу. Ни облачка. Ни звука. Ни единого человеческого существа на горизонте. Откуда же пришло ощущение, что на них направлен чей-то недобрый взгляд? Он помассировал виски, нахмурил брови. Легкий шелест за спиной заставил его подскочить, он обернулся, обхватив рукоятку боевого ножа, который всегда носил на поясе, «Тимберлайн Ворден Тактикал», формами напоминающий саблю. Со склона сползала ящерица с желтым гребнем, из-под ее живота катились мелкие камешки. Пока рептилия заползала в расщелину, Роман провожал ее взглядом.
— Сегодня на ужин тушеный варан? — пошутила Лейла, подходя к нему.
— Я бы предпочел салат из гадючьих языков, — ответил Роман, приподнимая потертую, деревенского вида фетровую шляпу в знак приветствия.
— Ты знаешь, что на свете бывают и любезные мужчины?
— Это потому, что они незнакомы с тобой!
— Когда закончите флиртовать, — пробормотал Маттео, — вы сможете, вероятно, приступить к работе.
Лейла скорчила рожу и быстро проскользнула в грот, между тем как Роман вытаскивал из смятой пачки очередную сигарету.
— Вы, итальянцы, неисправимые романтики! — произнес он, чиркая спичкой.
— Мой дорогой Роман, — жеманно произнес Маттео, — я прежде всего неисправимый наблюдатель. Наш очаровательный маленький фотограф в вас влюблена. Знаете, — продолжил он, внезапно сделавшись серьезным, прежде чем Роман успел возразить, — знаете, мне действительно не терпится как можно скорее попасть в Тепе-Сабс. Это моя последняя экспедиция, затем я ухожу на пенсию. Жена уже много лет меня пилит, хочет, чтобы мы жили нормальной жизнью. Ездили в круизы, играли в лото, ходили в гости к родственникам, сидели с внуками — в общем, делали все то, на что у меня никогда не было времени…
— Вы не обязаны уходить на пенсию. Даже ради того, чтобы доставить ей удовольствие.
— Нет, конечно. Но я хочу состариться вместе с ней, Роман. Она будет вести со мной беседы, будет выслушивать мое старческое брюзжание, следить, чтобы я вовремя принимал лекарства. В конце концов, после сорока лет странствий я обязан подарить ей хоть несколько лет такой жизни, как она хочет, вам не кажется?