Песнь последнего менестреля - страница 11

Шотландцам Эскдейла все нипочем.

Себе они добыли землю мечом…

Доселе в народе легенды живы,

Как был отвоеван Эскдейл счастливый.

Владел им когда-то граф Мортон — он

Был кротостью нрава почти смешон.

Зато вассалы его Биттисоны

Воинственны были, неугомонны,

В словах невоздержанны, горячи.

Легко обнажали они мечи.

К смиренному графу такие вассалы

Питали почтения очень мало.

Но вот однажды припомнил граф,

Что в силу своих сеньеральных прав,

Он может взять с вассала любого

Законную дань — скакуна лихого.

Он Гилберту молвил: «Потешь меня!

Отдай мне, барон, твоего коня!»

Но Гилберт графу ответил смело:

«Нет, слишком мне дорог скакун мой белый!

Вы, может, и лорд мой, но, прямо скажу,

Я лучше, чем вы, на коне сижу!»

И слово за слово вспыхнула ссора.

Мечи Биттисонов блеснули скоро,

И если бы граф в эту ночь не бежал,

В кровавой грязи он давно бы лежал.

Он шпорил коня, он мчался упорно

По тропам лесным, по болотам черным,

До Брэнксома конь его доскакал

И тяжкою темною тушей пал.

Ужасен в гневе был робкий граф.

Он, к лорду Брэнксому прискакав,

Лишь мести жаждал, твердил задыхаясь:

«От Эскдейла я навсегда отрекаюсь!

За пять соколов и за горсть золотых

Тебе я продам изменников злых.

Возьми и казни и не милуй их.

Но горе тебе, если Биттисонам

Оставишь ты земли в краю разоренном.

С одним лишь Вудкерриком будь не строг

Он дал мне коня и бежать помог».

Лорд Брэнксом был воин веселый и смелый

За горсть золотых они сладили дело.

Пять сотен всадников взяв с собой,

В Эскдейл поспешил хозяин лихой.

Оставил он воинов у дороги,

Велел ожидать сигнала тревоги,

А сам в долину направился он,

Где хвастал победою Гилберт-барон.

Сказал он Гилберту: «Погляди-ка,

Отныне сеньер твой и твой владыка

Не Мортон, убогий калека, а я.

Я строг, и рука тяжела моя.

Отдай мне коня без всякого спора,

Иначе раскаешься очень скоро:

Коль трижды сейчас протрубит мой рог,

Запомнишь ты звук этот, видит бог!..»

В ответ засмеялся барон спесивый:

«Нам рог твой не страшен, хоть он и красивый.

Не быть тому, чтобы Биттисон

Шотландца надменного чтил закон.

Коня уступить тебе не могу я.

Иди-ка в свой Брэнксом пешком, не горюя,

Смотри не запачкай свои сапоги

И шпоры от ржавчины береги!»

Рог Брэнксома долгим хриплым ревом

Встревожил оленей в лесу сосновом;

Второй его зов был как с неба гром,

И копья блеснули в лесу густом;

А третий, протяжно гудя и воя,

Долины соседние беспокоя,

Всех воинов Брэнксома поднял к бою.

Ужасная это схватка была

Ломались мечи, щиты и тела.

За каждое дерзкое слово барона

Убит был один из родни Биттисона.

Лорд Брэнксом на Гилберта бросился сам,

Колол, и рубил, и рассек пополам.

Ручей, помутневший от крови барона,

Доселе зовется ручьем Биттисона.

Веськлан был разгромлен, весь край опустел,

Один только Вудкеррик уцелел.

Ту битву запомнила вся долина,

И белый скакун этих бед причина.

Идут бесстрашные, идут

Мне всех имен уже не счесть.

И Хиндхосуайра люди тут,

И с Йерроу-Клю солдаты есть.

И к Белендену мчат герои,

Сердца шотландцев жаждут боя,

И леди Брэнксом видит их,

Отважных рыцарей своих,

И мыслит в гордом нетерпенье:

«Пришла пора, чтоб юный сын

Друзей отца, вождей дружин,

Увидел в пламенном сраженье.

Он мальчик, но смышлен и смел.

Недавно он стрелой могучей

Ударить ворона сумел,

В гнезде сидевшего над кручей.

Кресты английских ярких лат

Побольше ворона стократ.

Тебе, Уитслейд, я доверяю

И сына своего вручаю».

Но карлик-оборотень вдруг

Изобразил в лице испуг

И стал кричать, визжа и воя,

Что слаб он, что страшится боя,

Уитслейд к хозяйке поспешил.

«Как быть? Мы голову теряем!

Здесь, видно, чары темных сил:

Наш юный лорд неузнаваем!»

Самолюбива и горда,

В порыве гнева и стыда,

Вскричала леди негодуя:

«Такого срама не стерплю я!

Ты, Тинлинн, увези его

Тотчас из замка моего!

Заморыш! Выродок постылый!