Песнь в мире тишины (Рассказы) - страница 14

стр.

— Как это — опротестовать?

— Они и сами могли бы опротестовать его, — повторил кэбмен, криво усмехаясь.

— Но что такое «опротестовать»? Как это?

— Говорю тебе, он вполне может быть опротестован, этот документ, — со всей категоричностью заверил его кэбмен. Снова взяв бумаги из рук Джонни, он развернул их, поразмыслил еще немного и молча вернул владельцу. Невзирая на град вопросов, оракул так и остался неприступным и полным таинственности.

Мальчик продолжал откладывать свои карманные деньги. Его матушка и на работе сохраняла свирепый вид: она возвратила адвокатам проект соглашения, скрепя сердце приняв все его неудобоваримые пункты.

Как-то апрельским вечером, вернувшись домой, Джонни застал пустые комнаты. Помоны нигде не было. Он приготовил себе чай и уселся читать «Рассказы моего деда»[12]. Это была всем книгам книга, каждый бы хотел ее заполучить! Когда совсем стемнело, он спустился вниз, чтобы узнать у жены сапожника, куда девалась Помона; он был встревожен. Но жена сапожника также отсутствовала, и был уже совсем поздний час, когда она возвратилась домой вместе с миссис Флинн.

Час Помоны настал! Они отвезли ее в родильный приют — только-только успели — малютка сын — они оба в полном порядке — Джонни уже дядя!

То, что мать поступила по-своему, подействовало на мальчика ошеломляюще, он почувствовал себя пристыженным, глубоко посрамленным; но вслед за тем уже знакомое ему чувство облегчения всколыхнулось в его груди и наполнило его глубоким покоем. В конце концов, разве так уж важно, где рождается человеческое существо — или даже где оно кончает свои дни, — если у него есть возможность вполне благополучно вырасти и даже, при особом везении, стать хорошим человеком? Но этот ребенок с самого рождения несет бремя отцовской подлости; он должен будет вести себя как подобает, а то как бы не пришлось ему уплатить родителю сто фунтов компенсации за причиненное бесчестие. Впрочем, как знать, не здесь ли заключен смысл туманного изречения поэта: «Ребенок — взрослого отец»?[13]

Миссис Флинн клялась и божилась, что в родильном приюте все были к ним очень добры, и там такая чистота и порядок, и все лучшее и самое дорогое; у нее самой, когда она рожала Джонни и Помону, и в помине не было ничего подобного.

— Даже если мне еще когда придет охота родить, — заметила она с глубочайшей убежденностью, — я пойду только туда, и никуда больше!

Джонни отдал матери полпакета мятных лепешек, купленных для Помоны. Часть своих сбережений он истратил на бутылку крепкого портера для самой миссис Флинн — она выглядела усталой и грустной, а крепкий портер всегда был ей по вкусу. Остаток денег он также отдал матери, чтобы она купила что-нибудь Помоне, когда пойдет ее проведать. Сам он не собирался к ней, нет, ни за что! Долгие вечера проводил он в библиотеке — джентльмен с разноцветными глазами дал ему почитать изумительную книгу про птиц. Джонни изучил ее. Вот придет весна, и по воскресеньям он будет ставить силки на птиц где-нибудь за городом, а также стрелять в них из рогатки. Кукушка — совершенно необычайное существо. Да и шеврица луговая не менее интересна. Доналд Гауэр в прошлом году даже отыскал гнездо козодоя!

И вот наступил день, когда всю дорогу с работы Джонни мчался во весь дух, потому что знал — наконец-то Помона вернулась. Стараясь овладеть собой, он у самого дома замедлил шаг. Поднимаясь по лестнице, он изо всех сил старался казаться равнодушным, но почему-то постучал в двери их комнаты — он сам не знал, зачем это сделал. Сестра позвала его. Помона, ставшая еще более тоненькой и бледной, стояла у камина, баюкая узел белых одежек, среди которых виднелся толстый розовый младенец.

— О господи! — возопил ее восторженный брат. — Какой он красивый! Как мы будем любить его!

Он схватил Помону в объятия, чуть не раздавив наследного принца, лежавшего у ее груди. Но она не возражала, даже не упрекнула его за это, а просто позволила ему миловать своего драгоценного малыша.

— Послушай, Помона, как мы его назовем? Знаешь что, давай назовем его Расселас.

Помона взглянула на него с некоторым сомнением.