Песни Невинности и Опыта - страница 10
And a pleasant fire, our souls to regale:
We'd sing and we'd pray all the live-long day:
Nor ever once wish from the Church to stray.
Then the Parson might preach & drink & sing,
And we'd be as happy as birds in the spring:
And modest dame Lurch, who is always at Church,
Would not have bandy children nor fasting nor birch.
And God like a father rejoicing to see,
His children as pleasant and happy as he:
Would have no more quarrel with the Devil or the Barrel
But kiss him & give him both drink and apparel.
Маленький бродяга
Ax, матушка, в церкви сквозняк продувной!
Куда как теплей и приятней в пивной!
Там пива в достатке, и пьют без оглядки —
В раю же, известно, другие порядки.
Вот кабы нам в церкви пивка на заказ
Да возле огня отогрели бы нас,
Так ночью и днем молиться начнем —
Из церкви не выставишь нас нипочем!
Священнику пить бы и петь бы псалмы —
И словно птенцы, были б счастливы мы!
А строгой старухе вернем оплеухи —
И пусть попостится сама с голодухи!
И Бог возликует, отечески рад,
Увидев божественно счастливых чад,
И внидя в церквушку, закатит пирушку,
Деля с Сатаною дерюжку и кружку!
London
I wander thro'each charter'd street,
Near where the charter'd Thames does flow
And mark in every face I meet
Marks of weakness, marks of woe.
In every cry of every Man,
In every Infants cry of fear,
In every voice; in every ban,
The mmd-forg'd manacles I hear
How the Chimney-sweepers cry
Every blackning Church appalls,
And the hapless Soldiers sigh
Runs in blood down Palace walls
But most thro' midnight streets I hear
How the youthful Harlots curse
Blasts the new-born Infants tear
And blights with plagues the Marriage hearse
Лондон
По узким улицам влеком,
Где Темза скованно струится,
Я вижу нищету кругом,
Я вижу горестные лица.
И в каждой нищенской мольбе,
В слезах младенцев безгреховных,
В проклятьях, посланных судьбе,
Я слышу лязг оков духовных!
И трубочистов крик трясет
Фундаменты церквей суровых,
И кровь солдатская течет
Вотще у гордых стен дворцовых.
И страшно мне, когда в ночи
От вопля девочки в борделе
Слеза невинная горчит
И брачные смердят постели.
The Human Abstract
Pity would be no more,
If we did not make somebody Poor:
And Mercy no more could be,
If all were as happy as we:
And mutual fear brings peace:
Till the selfish loves increase.
Then Cruelty knits a snare,
And spreads his baits with care.
He sits down with holy fears,
And waters the ground with tears:
Then Humility takes its root
Underneath his foot.
Soon spreads the dismal shade
Of Mystery over his head;
And the Gatterpiller and Fly,
Feed on the Mystery.
And it bears the fruit of Deceit,
Ruddy and sweet to eat:
And the Raven his nest has made.
In its thickest shade.
The Gods of the earth and sea,
Sought thro' Nature to find this Tree
But their search was all in vain;
There grows one in the Human Brain
Человеческая сущность
Когда не станем обирать,
Не нужно будет подавать —
Ни голода, ни жажды,
И будет счастлив каждый.
На Страхе держится покой,
На Себялюбии — разбой,
А ковы Бессердечья
В душе плодят увечья.
В тисках запретов и препон
Слезами поит землю он —
И всходит прямо из-под ног
Смирения росток.
И Древо Веры мрачный свод
Над головою возведет —
А Гусеница с Мотыльком
Листву сгрызут на нем.
И это Древо принесет
Обмана сладкий плод;
И Ворон сядет, недвижим,
Под пологом глухим.
Все боги моря и земли
Искали Древо — не нашли!
И не видал никто ни разу —
А Древо взращивает Разум!
Infant Sorrow
My inother groand! my father wept.
Into the dangerous world I leapt:
Helpless, naked, piping loud:
Like a fiend hid in a cloud.
Struggling in my fathers hands:
Striving against my swadling bands:
Bound and weary I thought best
To sulk upon my mothers breast.
Дитя-Горе
Мать с отцом ломали руки —
Народился я на муки!
Я, беспомощный, кричал,
Словно бес меня терзал.
Я раскидывал ручонки,
Разворачивал пеленки
И, не признавая мать,
Грудь ее не стал сосать.
A Poison Tree
I was angry with my friend:
I told my wrath, my wrath did end.
I was angry with my foe:
I told it not, my wrath did grow.
And I waterd it in fears,
Night & morning with my tears:
And I sunned it with smiles,
And with soft deceitful wiles.
And it grew both day and night,