Песни Первой французской революции - страница 16

стр.

   Краса-гильотина,
   Умея пленять,
Влечет своей миной
И мелочь и знать.
   Сеньорам и принцам
   Смеется она
   И машет гостинцем
   Потом буржуа…[33]

то в виде мрачного моления:

Святая гильотина, защитница патриотов, защити нас!
Святая гильотина, ужас аристократов, защити нас!
Машина любезная, сжалься над нами!
Машина изумительная, сжалься над нами!
Святая гильотина, от наших врагов избавь нас![34]

Песни славят поражение врагов революции:

Разбили мы лионцев в прах.
Сдались нам франты в кружевах,
И весь болотных жаб синклит
Давно в сетях у нас сидит.
Да здравствует республика
И тот урок,
Что получил Лион в свой срок![35]

Они вспоминают своих героев; особенно много воспевалась смерть Марата, Шенье, Лепелетъе, детей героев Бара и Виала и т. д.

Контр-революция также отвечала своими песнями, клеймя и проклиная революцию и ее деятелей:

   Палачи из аббатства, уж скоро
   Вашей радости кончится срок.
   Зверь довел всю страну до позора,
   Дева в зверя вонзила клинок.
Свобода! Свобода! Тебя почитаем мы свято.
Дрожите, тираны! Вы месть воскресили в сердцах!
   Ненависть наша убила Марата;
   Рядом с Брутом Кордэ мы поставим в веках.[36]

Так воспевал небезызвестный жирондист Лувэ де Куврэ террористический акт Шарлотты Кордэ, убийцы Марата.

Особым религиозно-мрачным колоритом отличались песни вандейцев, в стране которых гражданская война велась с большой жестокостью с обеих сторон.

Войско Христово,
Всех верных французов оплот,
С сердцем святого
На подвиг идет.
Скройся, Антихрист, из наших сердец!
Мы, за Христа принимая конец,
Снова и снова
Заслужим венец.
Дьявольской смрадною пастью рожден,
Гнусный Конвент изрыгает закон;
Пусть же гадюку раздавит Бурбон.[37]

Можно было бы думать, что в эпоху ожесточеннейшей борьбы класса против класса, республики против монархической Европы, вопросы быта и морали стушевываются перед грандиозными политическими задачами дня.

Но в действительности мы видим богатый расцвет песней, прославляющих новый быт с его «тыканьем», древами свободы, красными колпаками, «братскими» обедами, женитьбами священников, максимумом, новым календарем, республиканскими добродетелями и т. п. Песни усердно занимаются вопросами республиканской морали, любви, брака, семейных чувств и т. д. При этом — черта, характерная для буржуазного и мелкобуржуазного революционизма — имеет место чрезмерное обилие исторической фразеологии. Пестрят слова: отечество, братство, равенство, свобода, добродетель, человечество. Они говорят об уничтожении рабства, о верховном существе, о бессмертии в веках, о славной доле павших на поле брани. Словом, революционная демократия создала своими песнями целую систему политического и морального просвещения народа. Особенно сильно это сказывалось в гимнах, исполнявшихся во время народных празднеств. Когда сотни тысяч людей, собравшихся на Марсовом поле вокруг «алтаря отечества», грандиозным хором повторяли слова гимна:

Бог городов и сел, народа и царей,
Кальвина, Лютера, Израиля! О, боже,
Которого чтит Гебр и, как у алтарей,
Взывает к небесам, у горных став подножий.
Здесь Франции сыны, защитники страны,
Перед твоим везде присутствующим взором
Сошлись, в глазах своих, как и в твоих, равны,
И счастья своего начало славят хором…[38]

когда, говорим мы, они исполняли эти торжественные строфы, они получали, выражаясь современным языком, исключительную «зарядку», о чем имеется достаточное количество показаний участников этих церемоний.

Падение Робеспьера и наступление термидорианской реакции развязало языки всем контр-революционным элементам. Песни, прославлявшие гибель Робеспьера и его сторонников, песни против террористов, против якобинцев плодились, словно грибы.

Робеспьер был осужден,
Гильотине обречен.
Вел он нас своею речью
К нищете, к бесчеловечью.
Приговор наш — по всему —
Не понравился ему.
…………
Робеспьер, как только мог,
Всю страну к лишенью влек
И хотел свернуть нам шею.
Но, хотя всесильным слыл,
Укорочен нами был.[39]

В таком же «легком» стиле воспевались казни и других деятелей революции. Были отмечены песнями и дни крупных народных волнений и восстаний 12 жерминаля и 1 прериаля III года и 18 вандемьера IV года, причем, конечно, все симпатии песнеслагателей были не на стороне народных низов. По адресу последних теперь звучат уже не славословия, а только ругательства.