Песня Птицелова - страница 9

«И что теперь? Табловскую когда ликвидировать будут?» – тормошил Сашка Павла, когда тот умолк, поникнув головой, уже под утро. Водка, странный полуночный разговор – все это вымотало и Александра, но уходить, не выяснив главного, не хотелось. Павел никогда ничего просто так не говорил, значит, есть у него свой план, точно есть! Сашка тряхнул друга за плечи, говори, мол.

«С Табловской случай особый. Ее, Саня, похоже, напоследок оставили. Это для нас она мина замедленного действия, причем под боком. А для ученых-военных – кто знает? Может, у них в планах ее как-нибудь сохранить, законсервировать и использовать в своих целях. Да, звучит как теория заговора, и, может быть, оно, конечно, и паранойя, но кто поручится? Американцы вон все свои точки уже вычистили, законопатили куски наглухо в специальных шахтах, чтобы ни у кого и мысли не было их достать и в дело пустить. И китайцы тоже. А у нас вроде как теперь секретное оружие в запасе, стратегическое, мать его, преимущество вырисовывается, если хотя бы один камень под контроль взять. Тьфу, даже думать противно! Но исключать такой поворот тоже нельзя. Только самого главного наши умники так и не поняли – пока они время тянут, прикидывая, как похитрее камень использовать, он силу набирает, к захвату мира готовится. По слухам, есть у него возможность всех замурованных собратьев снова на поверхность поднять и активировать. Так что Табловская, выходит, не только его последний оплот, но и точка возрождения. Выдержит второе пришествие наша планетка? То-то… Хотим выжить – надо гасить пришельца, быстро и наверняка, чтобы ни одного шанса у него не осталось. Поэтому ты не удивляйся, брат – решил я уничтожить эту заразу изнутри, самостоятельно. Помнишь, как у Цоя? Дальше действовать будем мы.

Не только я, конечно, есть у меня единомышленники, сталкеры, из бывших. Больше, Саня, я тебе ничего пока рассказать не могу. Только если тебя это все тоже цепануло, обещай, что не останешься в стороне, присоединишься! Пойми, не дай бог эта тварь опять силу наберет, пока умники из верхушки планы строят и выгоду прикидывают. Мир на тонком волоске висит, сорваться может в любую минуту».

После этих слов Пашка вырубился. Александр дотащил его до дивана в зале, уложил и ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Ирку будить не стал, пусть спит. И сам рухнул на кровать, едва дошел до дома. На работу проспал, пришлось звонить, объяснять, что заболел. Потом еще полдня приходил в себя, голова была чумная и от похмелья, и от тяжелого разговора.

Так и эдак прикидывал, что делать, верить – не верить. У Павла вполне мог быть банальный посттравматический синдром, как после Чечни или Афгана, и тогда рассказ его мог оказаться наполовину выдумкой, паранойей на фоне пережитого стресса. В общем, Сашка решил взять паузу на раздумье и поговорить с Павлом еще раз, но уже без водки, по-трезвому. В субботу снова пришел в знакомую квартиру. Дверь, как и в прошлый раз, открыла Ирина, только теперь она выглядела не просто уставшей и отрешенной, а отчаявшейся. Взглянула покрасневшими глазами и разрыдалась: «Пашка пропал!»

Пашка, Пашка, ну почему не зашел, не позвонил?! Александр был уверен, что Павел исчез не просто так. Не сгинул по пьяни, не утонул в речке, не попал под электричку или автобус, а начал реализовывать свой план. Друг, брат, ну почему не дождался?! Знал же, что сомнения сомнениями, а в стороне Саня Лагутин не останется, не струсит, во всяком случае. Чего ж с собой не позвал?

Ира подала заявление в полицию. Там приняли, конечно, но не обнадежили. Мало ли людей сейчас пропадает. А бывший десантник, ликвидатор, да еще и пьющий – ну укатил куда-нибудь за веселой жизнью. Погуляет – вернется, позвонит, напишет. Ирка не теряла надежды, обзванивала друзей, может, кто что видел, слышал или догадывается о чем-то. Саша помогал, чем мог – сопровождал, утешал, убеждал, что с Пашкой ничего не случится, но сам в это не верил. Если сунулся братишка в самое пекло, то плохи дела. Только Ирине об этом было знать не обязательно, всегда лучше жить с надеждой.