Песня учителя - страница 11

Впрочем, Лотте и самой было непросто представить в сложившейся ситуации тридцать лет войны, но она продолжала говорить – повторяла то, что обычно рассказывала на таких лекциях.

– Когда война длится тридцать лет, – говорила она, – то становится обычным делом, превращается в повседневность, не считается больше чем-то ненормальным. Люди вынуждены учиться выживать во время войны. И как же они это делают? А вот именно это Брехт и пытается выяснить в «Мамаше Кураж», – продолжала она. Студенты полезли в телефоны, и Лотта повысила голос: – Тридцатилетняя война, – сказала она, – считается религиозным конфликтом между протестантскими и католическими державами, однако вернее будет назвать ее войной между странами альянса под руководством Габсбургов и французскими королями.

Теперь даже самые прилежные студенты мечтательно смотрели в окно, на нежную березовую листву, танцевавшую под мелодию теплого ветра. Да, надо побыстрее переходить к сути.

– В действительности же, – Лотта еще немного повысила голос, – это была борьба между властью и ресурсами. Так обычно и бывает. Как правило, причина войны – это власть и ресурсы, а вовсе не религия, демократия или права человека. – Лотта надеялась, что студенты вспомнят о конфликте между исламом и Западом, который журналисты окрестили войной цивилизаций, вот только студенты, похоже, ни о чем подобном думать и не собирались, а просто смотрели на часы, которых в этой аудитории было предостаточно. Лотта понизила голос и проникновенно добавила:

– Война, эпидемии и вызванный ею голод привели к тому, что население германских земель сократилось почти вдвое. Вдвое! – повторила она, но студентов это, кажется, не трогало.

Как же заставить их осознать масштабы случившегося? Да и осознает ли их она сама? Возможно ли их вообще осознать? Как же оживить прошлое? Возможно, даже рассказы о Второй мировой их не особо растрогают – разве что по их мотивам снимут кино наподобие «Макса Мануса»[3]. Если им достанется роль в таком фильме, то они, наверное, попытаются вжиться в нее. Лотта тут же одернула себя – она же не желает, чтобы они вживались в роль. А чего же тогда она хочет? Она хочет… Нет, сейчас не время об этом думать, надо читать лекцию, а не ворон считать.

Лотта повесила карту Европы в XVII веке, где Норвегия была выкрашена в желтый, а города, откуда приехали студенты, помечены точками. Большинство были из Осло, двое из Бергена, один из Халдена и еще один. Пускай они сами увидят, как близко их родной город находился к зоне военных действий, хоть Норвегия непосредственного участия в войне и не принимала.

Рядом она повесила карту, на которой был отмечен путь, который мамаша Кураж проходит на протяжении пьесы.

– Действие начинается весной 1624 года в Даларне – то есть в Швеции, неподалеку от нас, – так Лотта попыталась вызвать у студентов интерес, – там начинаются скитания мамаши Кураж, продолжаются они целых шестнадцать лет, а конце пьесы главные герои доходят до немецкого города Халле.

Студенты совсем скисли. Карты, рассказы о семнадцатом веке – вместо того, чтобы перенестись в семнадцатый век, студенты словно вернулись на школьную скамью и оказались на уроке истории. Даже видеокамера Таге Баста заскучала. Пора переходить к сюжету и главной роли, которая, возможно, достанется одной из будущих актрис. Роли мечты. Одной из самых сложных во всей драматургии. Стоило ей лишь заикнуться об этом, как студентки встрепенулись.

– А если учесть общее развитие театрального искусства, – подлила масла в огонь Лотта, – то не исключено, что в роли Мамаши Кураж выступит и актер-мужчина. – Тут уж очнулись и юноши. Сейчас все смотрели на нее с вновь пробудившимся интересом. – А еще эта пьеса как никакая другая достойна экранизации, – бросила она, а увидев их реакцию, не удержалась и обронила, что слышала, будто такая возможность как раз сейчас обсуждается, причем в Норвегии. Впрочем, Лотта тотчас же пожалела о сказанном: камера Таге Баста наверняка запечатлела, как она, Лотта Бёк, стремясь завладеть вниманием студентов, сыграла на их простейших инстинктах.