Песня зовет - страница 23
Образ Ф. И. Шаляпина остался ярким впечатлением детских и отроческих лет. В те же годы в Большом театре пели и такие замечательные певцы, как А. В. Нежданова, Н. А. Обухова, Г. С. Пирогов, В. Р. Петров, С. И. Мигай, П. М. Норцов. За дирижерским пультом стояли В. И. Сук, Н. С. Голованов. Главным хормейстером был, как я уже говорил, У. И. Авранек, проработавший в Большом театре не одно десятилетие. При нем хоровое дело было поставлено настолько высоко, что в дни отдыха основной труппы в главном здании Большого театра давались специальные концерты силами оперного хора, собиравшие многочисленную публику.
В театре мы как бы переключались в иную жизнь, не совсем настоящую. В действительности было все суровее и жестче. Москва переживала трудное время. Голод, очереди за хлебом, разруха, свирепствовал сыпняк. Враги революции устраивали саботажи, бандитские налеты, поджоги, диверсии, террористические акты, убийства из-за угла. Было совершено злодейское покушение на Владимира Ильича Ленина. Страна тяжело переживала его болезнь. В Москве повсюду, где вывешивались бюллетени о здоровье В. И. Ленина, собиралось много народа.
Состояние тревоги не покидало взрослых, сообщаясь и детям. Эта озабоченность видна была и на лицах людей, приходивших тогда на спектакли Большого. Они в гимнастерках, шинелях, рабочих куртках, женщины в платках заполняли ряды кресел партера и ярусы. Слушали с большим вниманием, горячо аплодируя, живо воспринимая спектакль, концерт, вникая в самые усложненные партитуры, как это было на исполнении оратории «Осуждение Фауста» Берлиоза. Нередко после спектакля многие из тех, кто сидел в зале, отправлялись на Южный, самый горячий в то время Фронт гражданской войны. Лозунг «Все на борьбу с Деникиным!» не сходил со страниц газет.
Однажды неподалеку от нашего дома увидел объявление о приеме на известные рабочие Пречистенские курсы. Принимали на отделение изобразительного искусства. Сдал экзамены, прошел. Занятия проводились опытными художниками, и я усиленно начал учиться рисовать. Писал картины, лепил. Вскоре мои работы стали отмечаться, а скульптура — портрет старика — была даже послана на выставку. Но самым неожиданным оказалось то, что всем курсантам выдавался продуктовый паек — горбуха хлеба, хвост селедки и два кусочка сахара. Это было счастьем.
Увлечение живописью не прошло, пустив глубокие корни. И я всю жизнь в отпускные месяцы продолжаю рисовать, лепить, очень серьезно интересуюсь, знаю и люблю изобразительное искусство, собираю картины.
Работа в детском хоре Большого театра, живопись не освобождали меня от основных занятий музыкой, за которыми отец следил строго. Мне посчастливилось в Москве попасть к замечательному педагогу, ученице Сергея Ивановича Танеева Софье Ивановне Богомоловой, человеку доброму, сердечному, но необыкновенно требовательному во всем, что касалось музыки. Это было удивительное для меня время — ведь я приехал из старинного провинциального русского города, не все мог сразу усвоить в столичной жизни, и Софья Ивановна тактично и умело наставляла меня. Главное, она открыла истинную красоту фортепианного искусства.
В ее доме стояло два рояля. Один из них всегда был закрыт чехлом. Позже узнал, что это инструмент Сергея Васильевича Рахманинова, с которым Софья Ивановна была знакома и дружна. «Рояль Сереженьки», — говорила Богомолова и разрешала играть на нем лишь в праздничные дни, особенно в день своих именин. Игра на рояле Рахманинова почиталась для нас чем-то священным, и добиваться этой чести приходилось упорным трудом. Не всегда, к своему теперешнему огорчению, я был добросовестным учеником. В те дни, когда нетвердо выучивал программу, бросался на хозяйственные дела в доме учительницы: колол и носил дрова, топил печь, выполнял мелкие поручения.
В то время люди жили скромно и радовались немногому, но вот труд, настойчивое стремление к совершенству, мастерству, к горению на любимом поприще, бескорыстное служение высоким идеалам считались обязательными и естественными. Полуголодные, плохо одетые, мы проводили за инструментом многие часы, забывая о времени. Не было радио, грамзаписей классической музыки, приходилось самим проигрывать клавиры, просматривать сочинения мастеров. Все это принесло свои плоды, и я бойко научился читать с листа, неплохо ориентировался в музыкальной литературе.