«Песняры» и Ольга - страница 13

Как будто Мулявин чувствовал вину за всю эту систему.

После того как Мулявин выдернул меня из «Белгипросельстроя», мы приехали в филармонию. Я знакомлюсь с ребятами — Мисевичем, Валерой Мулявиным, Тышко, Демешко, Бадьяровым, а Володя Мулявин говорит:

— Вчера я под впечатлением от твоего голоса написал песню. Давайте репетировать.

Сел за рояль. Это была «Александрина».

Через пару дней состоялся мой дебют на творческом вечере белорусского поэта Аркадия Кулешова. Концерт проходил в Москве, в Колонном зале Дома союзов. На меня надели костюм Влада Мисевича, который мне был великоват, и выпихнули на сцену. В этом зале и — акустика не очень, и зрители сидят слишком близко, практически перед тобой. И ты — будто под рентгеном.

Я поначалу сильно волновался, но как только запел, то забыл обо всем. Голос полился, все прошло очень хорошо. Я спел прекрасно — ребята даже качали меня на руках после выступления.

К слову, на том концерте присутствовал Король — председатель Белгосстроя, который мне потом сказал: «Может, ты и стал бы замечательным архитектором, но тогда в Беларуси не было бы такого замечательного певца — Борткевича».

После этого выступления у нас сразу начались гастроли по Дальнему Востоку — в течение полутора месяцев мы давали по нескольку концертов в ден.

Ставки в филармонии тогда были небольшие, но если филармония «горела» (то есть не выполняла план), то приглашала известные коллективы, — чтобы был гарантированный стопроцентный аншлаг. А платили таким коллективам из фондов филармонии по ставкам в два раза выше.

Аншлаг «Песняры» обеспечивали, поэтому нас всюду приглашали. Это была фантастическая популярность: публика брала кассы с боем, огромные очереди за билетами, конная милиция, девочки, бегущие за автобусом…

Слава «Песняров» росла, как снежный ком.

После гастролей по Дальнему Востоку я получил свою первую зарплату в «Песнярах», что-то около пяти тысяч рублей. По тем временам огромная сумма — примерно столько стоила новая «Волга». Мы с мамой никогда таких денег и в руках не держали.

Чтобы удивить маму, я разменял всю зарплату на «трешки» и высыпал грудой на диван. Получился здоровенный курган. Когда моя мама пришла с работы и увидела этот курган, ей стало плохо.

— Сынок, — говорит, а сама рукой за сердце держится, в глазах слезы стоят, — сынок, с кем ты связался? Откуда эти деньги? Ты же никогда ни у кого копейки не взял, как ты мог?

— Мамочка, я их заработал.

Не верит. Я попытался ей все объяснить и успокоить — напрасно. И только после того как я позвонил Володе Мулявину и тот приехал и подтвердил; да, это действительно мои деньги, я их заработал, — мама успокоилась. И мы с мамой купили мебель и цветной телевизор — тогда это было еще в диковинку.

Когда я учился на втором курсе техникума, мне при шла повестка из военкомата — вызов для прохождение медкомиссии. Признаюсь честно, служить я не хотел. Я только начал жить самостоятельно, у меня появилась любимая девочка, надо было закончить учебу. Поэтому уезжать на два, а то и на три года неизвестно куда никак в мои планы не входило. Да и рассказы моих уже отслуживших друзей о службе совершенно меня не вдохновляли.

Еще когда я учился в школе, в моем классе была девочка Эльвира — круглая отличница, и мы с ней дружили. Мама Эльвиры работала невропатологом в поликлинике Заводского района (прекрасная была женщина). Так вот, прихожу я на медкомиссию. Прошел одного врача, другого. Захожу к невропатологу — мама Эльвиры. Она меня узнала:

— Ну, Ленечка, проходи, садись. Как дела у бойца, готов ли он служить?

И улыбается мне. Я понял — это мой шанс.

— Да не боец я вовсе, — говорю, — а студент, который учиться хочет.

Мы с ней поговорили. Она расспросила о маме, об учебе, о здоровье и в конце сказала, что попробует что-нибудь придумать. Я до сих пор не знаю, что же она придумала, но в течение двух лет меня больше в военкомат не вызывали.

За это время моя жизнь круто поменялась, я попал в ансамбль «Песняры», исполненная мною «Александрина» зазвучала по радио и телевидению.