Пестрота отражений - страница 6

– Я надеюсь, им этот разнос тоже довелось услышать, а не только мне? – спрашиваю я, подкладывая ему ещё еды. В таком взбаламученном состоянии Азамат метёт всё не глядя, но сам себе не положит, как будто блюда не видит.

– Да я сегодня весь день только разношу, – жалуется он. – Думал, охрипну к вечеру. Ты уж прости, что я работу домой приношу, но сил нет…

– Я-то не против, – ухмыляюсь я. – Хочешь, я завтра к тебе загляну, прокляну там кого-нибудь?

Азамат сразу сдувается.

– Ну Лизонька, это крайняя мера. Да нет, я справлюсь так-то, просто иной раз кажется, вроде всё наладил, система работает, а потом чуть отвлёкся – и опять начинай сначала. Как вот я этих болванов Алэку передам, когда он вырастет? Как я ему в глаза смотреть буду, если не смогу до тех пор отладить процессы?

– Всё ты сможешь, – похлопываю его по руке. – До тех пор у тебя состав правительства сменится два раза, и вообще, я уверена, там всё не так плохо, как тебе сейчас кажется. Ты вот мне лучше скажи, ты не хочешь завтра днём зайти к своему Исару? А то он лежит в палате с одним только радио, всё пытается младший персонал разговорить, а у них на болтовню времени нет.

– У меня тоже, – вздыхает муж. – Но на него я найду. Я с ним ещё тот разговор не закончил, не говоря уж о том, чтобы за жизнь поболтать. Я даже не знаю, как у него с семьёй сложилось…

Надо отдать ему должное, Азамат и правда следующие несколько дней по паре часов развлекает своего приятеля, а заодно и меня, и я по такому поводу стараюсь днём не ездить на вызовы, чтобы ухватить немножко его времени в обеденный перерыв.

Однако как-то утром меня выдёргивают ещё затемно на роды с осложнением в городок к югу от столицы. Случай оказывается и правда тяжёлый, работа в поте лица много часов на пару с Янкой, подоспевшей, когда стало ясно, что младенца удастся извлечь живым, короче, упариваюсь в итоге так, будто сама родила в третий раз.

Наконец, когда ничьей жизни уже ничто не угрожает, выхожу на солнышко подышать. Перед таверной – а роженица как раз жена хозяина – собралась толпа зевак, как будто им тут что-то показать обещали. Гонять их у меня нет сил, стоять в толпе тоже неохота, поэтому я сворачиваю в проходик между домами и, продравшись сквозь дикие кусты, оказываюсь в тихом переулке. Ну, вернее, это сначала он мне показался тихим. А стоило чуть пройтись – и вот вам пожалуйста, кого-то бьют.

Честно говоря, на Муданге мне нечасто приходится задумываться о своей безопасности, но сейчас как-то и впрямь захотелось иметь при себе пяток телохранителей. Как раз по числу агрессоров: двое держат, один избивает и ещё двое по бокам страхуют.

Подумав пару секунд, я решаю хотя бы на этот раз проявить себя как сознательная женщина и сдаю назад до самого входа в таверну.

– Эй, есть тут красивые и смелые? – окликаю толпу у входа.

Откликается сразу десяток. Ну что ж, назвался груздем – полезай в кузов.

– Пойдёмте, ваша помощь нужна!

И веду их к месту действия.

При виде драки «смелые» приуныли, но злоумышленники быстро смекнули, что к чему, и дали дёру, оставив свою добычу на дороге, а свои физиономии на камере моего телефона. Вот и посмотрим, на что годится муданжская полиция.

– Ма! Ты куда делась? – раздаётся сзади голос Кира, и через мгновение он присаживается около меня и побитого тела.

Телом оказывается молодой мужик довольно заурядной внешности, длинноволосый и неплохо одетый, хотя одежду ему изрядно порвали и испачкали. Первичный осмотр показывает, что били его в основном в живот и немножко по уху, обычные муданжские методы. При попытке транспортировать он относительно приходит в себя – достаточно, чтобы застонать, но недостаточно, чтобы ответить на вопросы. К счастью, на то, чтобы донести его до таверны, местным смелости хватает.

– А кто он такой? – интересуется Кир.

– Впервые вижу, – хмурится здоровенный детина, местный чемпион по борьбе. – И тех, кто его бил, тоже. Это какие-то приезжие разборки.

– Да он в таверне остановился, – сообщает молодой парень, по виду – работник, небось из той самой таверны. – Я его видел утром. Озирался воровато. Я ещё тогда подумал, не стырил ли он чего. А этих не видел, нет.