Пета. Первый сборник - страница 7

Извиняюсь под конец: конечно, я, как Вы, вероятно, уже изволили заметить – совершенный профан в делах, до литературы касательных. Но ведь и младенцам гениальные идеи в голову приходят; если не ошибаюсь, так некто их особливо к тому способными считал. А посему и мне позволительно предполагать и предлагать. Представьте однако себе: какое бы чудное и прекрасное для взора тихое единодушие воцарилось бы у нас, как завинтили бы все разом. Только бы и слышно было: – «Вы, милостивый государь, играете, как сапожник!.. Ах, батюшки! – у меня валет сам друг на руках, а этот дегенерат объявляет – малый шлем на пиках!..» и так далее. – Примите и пр.

Г. Айгустов.

Тюмень. 15 марта 1915 г.

Красное в черное. Хроника 1830 г. СТЕНДАЛЯ (Генриха (?) Бейля). Перевод Анастасии Чеботаревской. М. Тт. I и II. К-во К. Ф. Некрасова. 1915. Т. I. Стр. 2 (нен.) + 365 + 5 (нен.). Т. II. Стр. 385 + 1 (нен.) + 11 + 4 (йен.) Ц. за оба тома 2 р. 50 к.

Мы готовые утверждать, что даже в самом слове Стендаль есть нечто ясно уловимо прекрасное и привязывающее к себе читателя. Изящество Стендаля превосходит все, что может быть достигнуто в этом роде, все превосходные степени похвал могут быть приложены к исключительным его творениям. – Стендаля опять начали читать; кроме цитуемой книги вышли недавно «Итальянские хроники» и «О любви». И вероятно для современного читателя Стендаль может послужить чтением возвышающим и освежающим.

Старинный роман повествовал просто и незлобно: любящие жарко любовники подвергаются всяким испытаниям, разделяющим их сердца, – это, формально, все. Современника действующая ныне «литература» приучила к иному роду словесности. Нынешний роман построен на иных началах, – и это: неизвестно чем сопряженные в некотором виде единопожелания, два лица, твердо желающие победить условными выкриками «победоносной» страсти свою существенную дезорганизовывать и агуманизм, – довольно неуклюже и достаточно юмористично пытаются установить свой личный приоритет в ими занятом мире. Нескладная смесь буффонирующих парадов, тысячи «жалких слов» приводят читателя таких шедевров в некоторого рода опаснейшее умоисступление. С одной стороны (так рассуждает бедный читатель) это – жизнь, с другой стороны это – чорт знает что. Кода подобное изображение жизни (продолжает свое рассуждение читатель) есть не только вещь прелестная, но есть и долг, так сказать, граждански каждого порядочного писателя. Но когда сие восходить к виду чистого безобразия и бытовой роман как то весьма уклончиво и гибко, однако неуклонно, склоняется к роману бульварному – читатель начинает затрудняться. Честный русский читатель не то что не любить: нет, он просто плохо переваривает психологические передержки.

Ах, старинный роман был пресен. Современный же роман, спрессованный под прессом простейшего облыганья своих персонажей – напоенный чернейшими чернилами (ибо другого материала откуда взять всюду поспевающему автору?) черной неблагодарности к дарам собственного интеллекта… ужели это такой уж деликатес? Справедливые боги! да ведь это дыромоляйство и футурнстичничание самого заштатного толка! – Жеваная бумага под анилиновым соусом, предлагающаяся как самая животрепещущая новость «всех столичных и также и других стран Европейского материка».

Ах, как нестерпимо надоел анилин! – эта химически чистая пародия на чистоту couleur locale! Роман – хорошо ли это вообще? но если так, то пусть здесь будет великая игра глубоких и живых стремлений: да увлечет нас катаклизм страсти и сострадания. – И эти моменты живой жизни ясно выделают нас из ее печального подобия в «Красном и Черном» прекрасного Стендаля. Мы не будем рассказывать фабулу романа, дабы не испортить наслаждение тому, кто впервые будет читать это произведение. Но все действия гениального несчастливца увлекут нас совместно с легкими ремарками автора, из которых каждая достойна бессмертия – и ни одна не собирается в мгновение ока порешить со всеми еще нерешенными проблемами при помощи глубоко негодных средств: печального и ложного мудрствования, торопливо и подозрительно задержанной оторопи… все того же консервируемого карболкой анилина.