Петр Ильич Чайковский. Патетическая симфония - страница 5
А что Зигфрид? Зигфрид шмыгал носом и улыбался, как будто был польщен.
— Ну, это я всерьез не принял, — ответил он с отвратительным кокетством.
Петр Ильич подумал: «Нужно как можно скорее закончить этот разговор. Это одна из тех ситуаций, с которыми мне не справиться. Ах, мне просто противопоказано путешествовать. Это было безумием с моей стороны, отправиться в путешествие, да еще и без сопровождающих. Естественно, таким образом подвергаешь себя опасности попасть в подобную ситуацию, столкнуться с мерзкой действительностью».
— Приняли ли вы это всерьез, господин мой, или нет, — ответил он угрожающим шепотом, — я не намерен идти на ваш прием.
Нойгебауэр погладил свою редкую бородку, которая тихо потрескивала, как наэлектризованная.
— Скоро половина одиннадцатого, — сказал он робко. — Господа ожидают нас в ресторане «Луттер и Вегнер».
В ответ на это Петр Ильич повернулся к нему спиной.
— У вас в нашем городе больше друзей, чем вы думаете, — снисходительно уговаривал его Нойгебауэр.
— Друзей и поклонников! — прошипел Чайковский. — Друзей и поклонников, я знаю!
— Разумеется, — продолжал Нойгебауэр мягким голосом, в котором звучало благодушие и даже убежденность. — К вашим друзьям и поклонникам отношусь и я.
Петр Ильич повернулся к нему лицом. Агент стоял в странной позе святоши, слегка наклонив голову набок и сложив руки на животе. Заметив удивленный и даже потерянный взгляд Петра Ильича, он особенно гнусаво и с медленной торжественностью произнес:
— Разумеется, маэстро. Я люблю все ваши произведения.
Совершенно сбитый с толку, Петр Ильич почувствовал, что вынужден ему поверить. Может быть, это занудное и зловещее создание действительно любит все его произведения, знает их все наизусть и по вечерам наигрывает их на рояле. Эта мысль так потрясла и тронула Петра Ильича, что сердце его дрогнуло! Чайковский почувствовал жалость к этому человеку, да, он почувствовал жалость почти такую же сильную, как недавно овладевшие им гнев и отвращение. Часто случалось так, что в душе его гнев быстро и неожиданно сменялся жалостью.
— Может быть, вы действительно в моей музыке разбираетесь, — проговорил он быстро, — но вы не должны судить о других по себе. Я здесь никому не известен.
— Как скверно! — озабоченно ответил Нойгебауэр, по-прежнему сложив руки на животе. — Как скверно с вашей стороны говорить такие вещи! Вас знают. Капельмейстер Бильзе часто включал всеми любимое «Анданте» из вашего квартета в программу своих популярных концертов.
— Всеми любимое «Анданте», я знаю, — рот Чайковского перекосился от отвращения. — Скорее всего, я отменю все гастроли, — неожиданно сообщил он и, произнеся эти слова, почувствовал облегчение. — Мне с самого начала не следовало на это соглашаться. Мне это не по плечу. Между прочим, я не дирижер. — Рыдания сдавили ему горло. «Я хочу остаться один и плакать», — подумал он.
— Вы взволнованы, маэстро, — с упреком сказал Нойгебауэр.
— Я не взволнован! — набросился на него Петр Ильич. — Я прекрасно знаю, что говорю. Мне для дирижера недостает физических и моральных качеств. Когда я стою перед публикой, я так стесняюсь, что готов провалиться сквозь землю. Мне и рук-то не поднять, а если я их и поднимаю, то движения получаются вялые и неловкие. Я только порчу свои собственные произведения, когда дирижирую. Я хотел вам помочь и поэтому согласился на эту пытку, но, видимо, я могу вам этим только навредить, я вас совсем разорю своей неловкостью. Вы вообще-то знаете, благодаря какой глупой случайности я стал дирижером?
Нойгебауэр молчал, но за его молчанием скрывалось упрямое и настойчивое любопытство, вызывающее на откровенность, вынуждающее рассказчика продолжать свое повествование.
— Виноваты во всем мои московские друзья, — с горечью констатировал Петр Ильич. — Мои московские друзья меня уговорили. Все началось с того, что капельмейстер Альтани заболел во время репетиций моей оперы «Черевички». Вы знаете мою оперу «Черевички»? — спросил Чайковский, нахмурившись и глядя в сторону. — Гнуснейшая халтура…
Нойгебауэр пригладил наэлектризованную рыжеватую паутину на своем подбородке.