Петроградский мятеж - страница 4

Да, этот Комитет Пяти, как потом неофициально стали именовать этот самый ВЧК, умудрился вручить власть в Петрограде тогда еще полковнику Кутепову, наделив его неограниченными полномочиями, а сам распределил всю власть между пятью своими членами. Москву железной рукой взял за горло Великий Князь Сергей Михайлович, в Киеве хозяйничал его брат Александр Михайлович, в Ставке главным стал генерал Лукомский, а сам Михаил, как глава этого незаконного Комитета возглавил поход на столицу, прихватив с собой генерала Иванова в качестве официального законного командующего экспедицией. И где-то там, в Орше, пути Императора Николая и его брата-узурпатора пересеклись...

Михаил Владимирович невольно поежился, вспоминая тот леденящий ужас, который просто растекался по залам Таврического дворца, когда Михаил, уже Император, стремительно шел в зал заседаний Государственной Думы. И как за ним железной стеной двигались прибывшие с фронта солдаты, и как, уже генерал, Кутепов брезгливо смотрел на председателя Государственной Думы, смотрел на Родзянко словно... словно на насекомое... И как с истеричным восторгом пели перепуганные депутаты "Боже царя храни" приветствуя нового Императора, взиравшего на них с трибуны холодным беспощадным взглядом.

Ну, да, может быть они где-то в чем-то, и перегнули палку с этой попыткой революции, ну и, да, вышло тогда то досадное недоразумение с тем унтером Кирпичниковым, захватившим семью Михаила и убившим его жену, но ведь это решительно не повод устанавливать в России самодержавную диктатуру!

Впрочем, в первые дни Родзянко с коллегами думалось, что все обойдется, ведь новый царь объявил амнистию всем участникам событий. И им уже начало казаться, что все пойдет своим чередом, но тут оказалось, что амнистия амнистией, а Михаил Второй требует от русского парламента неслыханного - прекратить болтовню и заняться принятием вносимых царем законов! А так же объявить назначенное Императором правительство Нечволодова "правительством общественного доверия", то есть тем самым правительством, которого как раз и требовала Государственная Дума, затевая всю эту революцию.

За "правительство общественного доверия" они, конечно, проголосовали, а что им оставалось делать? Но стало ясно - так жить нельзя, и или они сменят царя, или царь отправит их, хорошо, если просто в отставку, а не в Петропавловскую крепость.

Хмурым был и Гучков. Во многом свержение Николая Второго было для Александра Ивановича личным делом. Впрочем, неприязненное отношение между царем и Гучковым было обоюдным. Николай, оскорбившись тем, что Гучков вынес на всеобщее обсуждение (посредством тиражирования на гектографе) подробности частного разговора с Императором, повелел военному министру Сухомлинову передать Гучкову, что тот подлец. Гучков же, при всем своем монархизме, относился к конкретному царю с искренней ненавистью, считая его свержение делом своей жизни.

Впрочем, никаких противоречий между своими монархическими взглядами и стремлением свергнуть царя Гучков не видел, поскольку считал своей целью лишь замену монарха, считая оптимальным вариантом регентство Великого Князя Михаила Александровича при малолетнем Алексее Втором. Ну, и введение в России конституционной монархии.

К тому же, ни о какой революции Александр Иванович не помышлял, поскольку был категорическим ее противником. Свержение Николая виделось Гучкову по образцу дворцовых переворотов XVIII века, когда гвардейские полки своими решительными действиями меняли ход истории России, возводя на Престол одного монарха и удушая своим гвардейским шарфом другого.

Именно такой заговор и плел Александр Иванович, рассчитывая заручиться поддержкой военных и планируя захватить Николая в дороге между Могилевом и Царским Селом. И все, вроде, начало удачно складываться, и Император выехал из Ставки в столицу, и даже беспорядки в Петрограде не меняли общую канву заговора, но тут все пошло не так.

Совсем не таким ему виделось будущее после свержения Николая. По неизвестной до сих пор причине Николай неожиданно передал корону своему брату Михаилу. Впрочем, сам Гучков поначалу счел такой поворот вполне приемлемым, прекрасно представляя себе фигуру нового Императора, и ту легкость, с которой приближенные могли на него влиять. Так что объявление в России конституционной монархии виделось Александру Ивановичу вопросом практически решенным.