Петровская набережная - страница 13

Скоро всем стало ясно, что собранные грибы из лесу не унести. Лейтенант уже не собирал грибы. Он стоял над катастрофически растущей кучей боровиков и думал. До ужина в лагере оставалось полчаса.

— В шлюпочный брезент? — бормотал Тулунбаев. — Не поднимем… Носилки? Но сколько же здесь носилок… Тышкевич!

Может быть, Вовка был единственным кроме лейтенанта, кто не сошел с ума, увидев столько грибов.

Подтаскивая полную тельняшку белых, Вовка вытянулся перед лейтенантом.

— Тышкевич, выдели-ка кого-нибудь, кто побыстрее, в штаб. Пусть шлют транспорт. Да такого посылай, чтобы объяснить смог. Там ведь не поверят.

И в штабе, конечно, не поверили. Посланный не вернулся обратно. Потом оказалось, что дежурный заставлял его несколько раз рассказывать хохочущим офицерам, как лейтенант Тулунбаев со своим взводом сидит на куче боровиков.

«Хохмач он, ваш лейтенант!» — сказал дежурный. Это был уже не тот, который дежурил в Митино дневальство.

Оставив при грибах охрану, лейтенант со взводом вернулся, опоздав на ужин. Взвод прошел прямо за столы, лейтенант отправился к начальнику лагерного сбора. Машину не дали. Впрочем, ее и не было в лагере, уехала куда-то на станцию. После ужина в лес снарядили лошадь с телегой, на которой возил из оврагов сено камбузный конюх-матрос из вологодских озерных мужиков. Этот же матрос был отправлен и в грибную экспедицию. Ему было приказано, он и отправился. Но то ли не хотела идти привыкшая к флотскому распорядку лошадь, которую вечерами на работу не гоняли, а раз не гоняли, то она, как всякое разумное существо, полагало, что и не должны гонять, то ли не хотел ехать сам матрос, но только двигались они в лес очень медленно. Матрос то и дело останавливался подтянуть подпруги или ослабить их и бурчал при этом лошади на ухо, чтобы она, чего доброго, не подумала, что виновник ее сверхурочной работы — он:

— Ну, добро бы сено.

Или:

— Ну, ногу бы кто-нибудь сломал.

Или:

— Ну, на станцию жену какую встретить.

Подпруга все меняла свой затяг.

— Новые дела: за грибами… Недомерков, вишь, набирают — гриба из лесу не донесть. Офицеры, вишь, будут…

— Ты чего ворчишь? — спросил строго Тулунбаев. — Ты — на службе или, может, это твоя собственная лошадь?

Матрос не ответил, только вдруг ни с того ни с сего так огрел военно-морскую лошадь вожжой, что телега загрохотала и Тулунбаев, шедший рядом, сразу должен был прибавить ходу. В лес, конечно, отправились все, но если после обеда они шли по дороге строем, то сейчас, поскольку после ужина время свое, они трусили толпой.

Телега сквозь соснячок проехать не могла. Матрос в соснячок даже не пошел, а развернул телегу оглоблями к лагерю и ворча стал ждать. Но тут из лесу от грибной кучи стали вытаскивать все в тех же тельняшках набранное, и ворчание матроса сменилось молчанием. Гора на телеге все росла и росла, а из лесу все несли и несли грибы. Тут матрос крякнул и пошел в лесок сам.

— Не увезем, елова шишка! — с восхищением сказал матрос. — Да там-то чего с ними делать?

На камбузе был объявлен аврал.

— Не знаю, не знаю, ничего не знаю, — сказал начальник камбуза, мичман Бердянко. — Не знаю. Картофель, крупа, масло — нормы существуют. А что тут? Приходовать? Как продукты подсобного хозяйства? Или как? А кто ведомость подпишет? Нет, товарищи, не подводите. Может, это все ложные белые? Откуда их столько, если настоящие?

— Да брось ты, Бердянко, — сказал начальник лагерного сбора, седой капитан второго ранга. — Я не грибник, да мне и то ясно, что лучше грибов не бывает. Ты что, не видишь?

— Я-то вижу, я к грибам с детства приучен, — ответил мичман. — Но инструкции такой, чтобы четыреста человек грибами кормить, нигде нет да и быть не может. Продукт случайный, и в его употреблении имеет место сомнительность. Гриб, он гриб и есть… Как он на общий желудок повоздействует? С санчастью кто будет разговаривать? Там друзья только до тех пор, пока я им работу не доставляю.

— Да что же ты, в самом деле… — растерялся даже начальник лагерного сбора. — Выбрасывать их, что ли?

Тулунбаев только слушал, в разговор не вступал. Работники камбуза толпились около старого паруса на кухонном дворе, на котором высилась привезенная двумя подводами грибная куча.