Петтер и красная птица - страница 24
— Ну, тогда полезай, — с серьёзным видом кивнул мне водитель.
Я взобрался в кабину белого автофургона с синей надписью по бортам «ОБЪЕДИНЕНИЕ ОХЛАЖДЕНИЕ И ЗАМОРАЖИВАНИЕ». Водитель дал газ, мотор жалобно взревел, и машина рванула с места.
Водитель всматривался в дорогу, чуть не уткнувшись носом в стекло. Близорукий, подумал я. Отлично! Может, он меня и не разглядит как следует, и не опознает потом по фотографии, если меня будут разыскивать. Я забился поглубже в угол. Только бы он не начал расспрашивать, думал я. Я боялся, как бы себя не выдать. Я не очень-то умею врать, хотя врал вообще довольно часто. Некоторые здорово умеют врать. Стаффан, например. По нему никогда не скажешь, правду он говорит или нет.
Машина мчалась, будто на гонках. Водитель всё время пускался в самые рискованные обгоны, а сзади нам всё время сигналили «болельщики».
— Так, ещё одну прищёлкнули, — пробормотал он себе под нос. — Эти дорожные вши — сущее бедствие для движения. Ежегодно тысячи жертв дорожных катастроф. С ума сойти! Столько страданий, столько горя. Не знаю, куда смотрит полиция. Давно бы пора с ними разделаться. Развели тут церемонии.
Водитель достал грязный носовой платок и высморкался. Он обошёл-таки чёрный «мерседес» и втиснулся в ряд, проскочив у него под самым радиатором.
— А ты что, не учишься, что ли, в школе? — спросил он меня.
— Не-а, — сказал я с запинкой. — Больше уж не учусь. Бросил. Меня никогда особенно не тянуло к учёбе. Меня больше тянет к практическому делу. И потом, надо же думать о заработке. Я должен сам зарабатывать себе на хлеб.
— Это в твои-то годы! — вздохнул водитель. — Да, нелегко приходится в этой жизни. И сколько же тебе лет?
— Мне семнадцать, — ответил я, стараясь говорить басом.
— Семнадцать? — удивился он. — А я-то думал…
— Ну да, многие думают, что я гораздо моложе, — быстро вставил я. — Из-за того, что я маленького роста. Дело в том, что у меня такая болезнь, одна там железа неправильно работает, ну, знаешь, гормоны роста… Но это можно оперировать.
— Ах ты, бедняга, — сказал водитель и снова вытащил носовой платок и высморкался. — Надо же, какое несчастье! Да, бывает же так. И за что только судьба бьёт человека…
Мне было ужасно приятно, что он так сочувствует мне в моём несчастье, хоть оно и выдуманное. Мне так нужно было сейчас, чтоб меня утешили и пожалели.
— Вообще-то ничего страшного, — прибавил я. — Операция несложная. Разрезают немножко вот тут на шее. И потом убирают маленький кусочек этой самой железы. Только надо очень осторожно. Если убрать чуть побольше, человек сразу загнётся. Люди у них вообще-то дохнут как мухи. Один шанс из десяти, что всё сойдёт благополучно.
— О, Господи! — дрожащим голосом выговорил водитель. — Сколько всяких несчастий на свете! Хоть бы всё сошло благополучно. Ни пуха тебе ни пера, парень. Я буду за тебя переживать. Это уж ты не сомневайся.
Слёзы градом катились по его румяным, пухлым щекам. Он вытирал их носовым платком. И проделывал такие трюки с обгонами, что я думал, мы вот-вот в кого-нибудь врежемся.
— А хуже всего то, — продолжал я уже без запинки (откуда что бралось!), — что в Швеции нет никого, кто сумел бы сделать такую операцию. Это очень тонкое дело — вырезать именно нужный кусочек, чтоб и не больше, и не меньше. Единственно, где это умеют делать — это в Италии.
— О, чёрт! — простонал водитель, и слёзы побежали ещё сильнее.
— Но загвоздка в том, — несло меня дальше, — что иметь большие деньги, чтоб попасть к этому итальянскому специалисту. Я думаю, не одну тысячу крон, считая проезд и всё остальное.
— Ну, а твои родители? — поинтересовался он.
— Я один на свете, — сказал я. — Ничего, всё как-нибудь устроится. Я привык всё делать самостоятельно. Вот только найти бы подходящую работку, чтобы можно было подкопить. Не надо только вешать носа — и всё всегда как-то устраивается.
— Господи ты боже мой, — всхлипывал водитель, сморкаясь в свой платок. — Это надо же. Храбрый ты парень. Что тут ещё скажешь. Представляю, если б с моим собственным ребёнком… Хотя у меня, само собой, нету никаких детей. Когда видишь, сколько кругом всяких несчастий, думаешь: слава богу, что нет у тебя детей.