Певичка

 На ходу скидывая куртку и ботинки, в комнату влетел внук Дима.

   - Дед, освобождай бук! мне нужно, срочно!

   Анатолий оторвался от экрана, пристально вгляделся, выражение глаз внука не понравилось.

   - Где планшет?

   - Сломался, - Анатолий продолжал пристально смотреть. - Ну, деда, ну, чё ты, ну, трещина на экране, ничего не показывает. У Васьки тоже трещина была, так показывало. Ну, чё ты, я не виноват, на меня Митяй сел.

   - На тебя сел, а почему трещина на планшете?

   - В кармане был, - внук показал на брюки с накладным карманом, глубоким, до самого колена.

   Кто карманы пришивает в таких местах, недели не прошло, как купил этот планшет, месячной пенсии не хватило, жена из своей добавила, - с тоской подумал Анатолий и уступил место, - это даже не обсуждается, - внук единственный и любимый.

   Квартира большая, все разбрелись по своим комнатам. Дочь Ирина лежала на диване, с ноутбуком на животе, даже не посмотрела на заглянувшего отца. Сын у себя был один, любимая девушка куда-то удалилась, что редко случалось, и он засел за комп играть в стрелялки.

   - Все играешь? - спросил Анатолий.

   Сын улыбнулся ему и показал на наушники, не слышит.

   Мила, жена Анатолия, возилась на кухне и смотрела, вернее, слушала по телевизору очередную занудную передачу о здоровье. Когда-то приобрел в каждую комнату и даже в кухню по телевизору. Но теперь зомбоящики никто не включает кроме жены, когда она готовит на кухне.

   Увидев мужа на пороге, она заволновалась:

   - Толя, что случилось?

   - Что может случиться, если сегодня воскресенье и вся семья дома.

   - Ты какой-то не такой.

   - Какой не такой?

   - Расстроенный чем-то.

   - Все нормально, - успокоил он жену и вернулся в комнату, где внук играл в стрелялки, пощелкал пультом телевизора, ничего интересного не нашел. Продать ящик что ли, - вяло подумал он, но напрягаться не хотелось, даже мыслями.

   Залегать на диван еще рано, ни газет, ни журналов, вообще никакого чтива, все книги сложены в коробки и вывезены на дачу для растопки.

   Он потянулся к полке, где в ряд стояли дневники, густо заполненные его мелким почерком.

   Записи вел с первого дня, как вышел на свободу в восьмидесятом, отсидев пять лет по антисоветской статье. В тот день пришлось побегать по почтам, разослать письма по адресам, от тех, кто остался на зоне. Все подробно записал, когда, куда и откуда посылал; с тот времени и пишет до сих пор. Начал с дешевых блокнотов, страницы выпадали, терялись, чернила бледнели от времени, текст уже не читался.

   Первым полноценным дневником была книга для записей "Кулинарные рецепты", с веселым поваром на темно-зеленой обложке. Листы с заголовками "Состав" и "Приготовление" были плотными, разграфленными, одно удовольствие писать. Правда, на некоторых страницах попадались отпечатанные в типографии рецепты, но их было немного.

   "Кулинарные рецепты" подарил невестке отец в восемьдесят восьмом, за два года до смерти. Анатолий раскрыл и восхитился, такой хорошей бумаги ему еще не попадалось, Мила поворчала, но куда деваться, пусть пишет, лишь бы не пил. Он купил еще одну, такую же, но обложка темно-серая, и поваренок не черный, а красный. Обе книги послужили до девяносто второго. Позже он уже приобретал ежедневники: пять коричневых - 1993, в том году зарегистрировал общественную организацию "Правозащитник", стал председателем, получил грант центра демократии и прав человека. Платил за аренду однокомнатной квартиры на первом этаже, вход со двора. Под свой кабинет выделил кладовку без окна. Обзавелся техникой, худо-бедно, платил опытному юристу. Исполнял текучую работу: пикеты в День политзаключенного и Конституции, принятой в том году и впервые защищавшей права человека, но прав как не было, так и нет. Умудрялся кому-то помогать, как говорят, адресная помощь, но в основном людям без адреса. Недавно встретил пожилую женщину, двадцать лет назад работала дежурной на вокзале. Сам забыл, она напомнила, как он бомжам покупал очки и лекарства, пытался организовать бесплатное питание, получилось, но ненадолго. Чинуши запретили, - антисанитария. Им надо было заплатить, но он так и не смог переступить через ненависть к ним как к классу.