Пейзаж с ароматом ментола - страница 9

Из размещенной напротив Лениной квартиры донесся грохот. Сосед что-то мастерил в коридоре и, к счастью, был относительно трезв. Еще более кстати в его руках оказался молоток. Я, на ходу соображая, попросил взглянуть на мой сломанный вентилятор и, не давая Лене оставить молоток дома, подтолкнул его к своей двери. Левую руку я опустил в карман с ножом, правая занялась ключами. Левая, надо сказать, чувствовала себя увереннее. Леня заметил, что ему хватает одного замка, и философически добавил, что, конеч­но, будь их, как у меня, три, он, возможно, и не жил бы сейчас один, потому что жена и капитан дальнего плавания заперлись бы как следует и не позволили застукать их пря­мо в постели. Я мог выслушать все что угодно, лишь бы он держал молоток и был готов по моей команде пустить его в ход.

Коридор встретил нас пустотой, комната и кухня — тоже; окна и форточки были закрыты, двери на обоих шкафах — заперты изнутри, однако нос почуял запах ментолового дыма еще раньше, нежели глаза выхватили из интерьера свежую струйку дыма на фоне окна. Незваный визитер мог прятаться только в ванной.

— Леня! — заорал я, выхватывая нож.— В ванной кто-то есть! За мной!

Выключатель был в коридоре. Я ткнул в него пальцем и рванул дверь.

Из кранов капало, а бачок над унитазом тосковал по сан­технику.

— Ну ты даешь...— покачал головой Леня.

Я отвернул синий кран, вымыл влажные от пота руки и, набрав воду в пригоршни, остудил лицо. Затем медленно вытерся полотенцем и напился из-под крана. Насколько можно, я оттягивал возвращение в комнату, ибо знал, что там меня ждет, по крайней мере, одно, не считая дыма, не­приятное открытие.

Открытий оказалось больше.

Раскрытая книга на письменном столе бросилась в глазаеще в лихорадке вторжения. Уходя, все книги я оставил зак­рытыми.

Ревизия остальных контрольных вещей вызвала неодоли­мое желание плюнуть на уплаченные вперед деньги и завтра же выехать из этой квартиры, чтобы забыть и переставлен­ного с третьей на четвертую полку индийского божка (на прежнем месте выделялся аккуратный незапыленый квадра­тик), и беспорядочно перетасованные страницы рукописи и — прежде всего — чертову физиономию пепельницы с на­полненными пеплом глазницами.

Леня отремонтировал вентилятор и ласкал взглядом выс­тавленную на стол бутылку коньяка. Я нарезал охотничьим ножом лимон и налил сразу по полстакана. Все объяснения и надежды, которыми я себя убаюкивал, бесследно развея­лись, явив голую правду: кто-то с неизвестными намерени­ями проникает в мою квартиру.

Без большой охоты простившись с соседом, я сварил себе кофе. Войти гость мог через дверь, но каким образом ему удалось сегодня незаметно улизнуть, если окна были закры­ты изнутри? Оставались стены, потолок и пол.

Я взялся методически простукивать стены и действовал настолько старательно, что, когда дошел до карты Европы, костяшки пальцев налились болью. Карта показалась мне наиболее опасным местом. Нет, эта стена не отзывалась за­маскированной пустотой, а выглядела подозрительной сама по себе — и в качестве части интерьера, и своей простран­ственной перспективой. Простучав кухню и коридор, я за­нялся полом, а потом, переставляя табуретку, внимательно осмотрел потолок. Если не принимать во внимание прячу­щегося за часами паучка, ничего особенного я не обнаружил и, как ни странно, воспринял этот сомнительный итог с некоторым удовольствием. Часы показывали половину пер­вого, и мне следовало допить коньяк и завалиться спать.

Ночь прошла спокойно. Мне снились не таинственные посетители, а прошлое лето и Наташа, с которой мы занима­лись любовью на озерном мелководье.

Я проснулся опустошенно-легкий и под буравчиками холод­ного душа решил не предпринимать ровным счетом ничего, а терпеливо ожидать продолжения событий. Надо ли говорить, что как раз этого продолжения мне хотелось меньше всего? Я был бы счастлив, если б события моей жизни как можно дольше ограничивались дневными встречами со своими рукописями и вечерними — с женщиной, умевшей любить не только в снах. Благодаря бабушке я с детства помнил несколько молитв, и в то утро помолился за modus vivendi, которого жаждала моя душа.