Пейзаж с эвкалиптами - страница 16
Струится над полями легкий зной, неподвижно стоят жесткие не по-нашему травы, и все это так не похоже на то, что она привыкла видеть прежде, и ни с чем не сравнимо в своей индивидуальности.
Вынырнула из-под земли и стала расти навстречу странная, каменная на ровной площадке, на гигантскую голову похожая гора, вся в трещинах, вмятинах и провалах, кое-где прикрывшая грифельного цвета скалу ползучей растительностью. Наталия говорит — старинная ритуальная гора аборигенов, и там внутри действительно — ходы и пещеры, и есть легенды, с ней связанные. Находятся желающие подниматься на нее, но, вообще, это очень трудно…
— Нравится тебе наша Австралия? — спрашивает дядя. Максим. Он сидит на заднем сиденье и объясняет ей в затылок то, что летит мимо. В своей широкополой шляпе с загнутыми полями, пестрой, в. пальмовых листьях сорочке, конечно в шортах, при высоких белых носках он похож (в нашем понимании) если не на пожилого ковбоя, то уж на владельца ранчо где-нибудь в Техасе определенно. Но если отбросить все это внешнее, дядя Максим — копия ее собственного отца. Одно лицо, одна манера говорить: «Ты моя красавица!»
Она сидит, откинувшись на пружинящую спинку сиденья, обнимающую ее теплой кожей, и от скользящего движения пейзажа, а главное от неожиданной атмосферы родственной доброты и любви, в которой живет она эту первую неделю в Австралии, состояние покоя и бездумности охватывает ее, как бывает в дни отпуска на Крымском побережье. Да, собственно говоря, она и есть в отпуске!
Знакомство с плантациями завершилось «Большим ананасом». Он поднялся издалека, оранжевый, как солнце, над густой зеленью увалов и при ближайшем рассмотрении оказался башней в форме ананаса, отштампованной, видимо, из цветной пластмассы, потому что изнутри он просвечивал на солнце и без того оранжевым от заката. Внутри вертелись кадры на телеэкранах — «из жизни ананасов»: как их сеют и убирают, и была выставка, как в хорошем ананасоведческом музее. А кому это не интересно, тот может взойти по винтовой лесенке наверх и с высоты ананасового роста поглазеть на рекламно-показательную плантацию.
Старинный маленький паровозик с большой трубой тащил цепочку открытых вагончиков с полосатыми тентами вместо крыш по узкоколейке между ровных рядочков ананасов, сквозь банановые рощицы, где под гигантскими, выворачивающимися из стволов салатными листьями висели метровые грозди бананов, упакованные, по правилам растениеводства, в прозрачную пленку. Машинист паровозика, одетый соответственно под старину, разъяснял все по радио. И были тут еще разные тропические фрукты и птицы, и чего только не было! Школьные экскурсии и отдельные австралийские дети с родителями заполняли вагончики. А выше, на благоустроенном холме, сверкал стеклами ресторан, где тоже чего только не было на ананасную тематику! Похоже, что владельцы предприятия главную свою прибыль получают с туристского сервиса, а по от продажи ананасов! Дядя Максим заказал фирменное мороженое, принесенное им в разрезанных половинках ананасов, и полчаса они посидели еще на освещенной закатом террасе над всей этой красотой и возделанностью, хотя, говоря откровенно, те обыкновенные дневные поля лежали ближе к ее сердцу…
А потом был вечер на «фривей»[7] (в нашем понятии — шоссе второй категории), когда солнце уже село, облака стали серыми, и только желтое зарево озаряло их понизу, просвечивая в курчавых верхушках буша.
Они остановились около магазинчика при дороге, чтобы купить фруктов — так дешевле и все так делают, а она вышла постоять в одиночестве. Нужно было ей самой прикоснуться к земле. Люди окружали ее постоянно, и хотя они открывали ей Австралию, но и отгораживали невольно: все познается по-настоящему наедине — сущность земли и человека…
Краски ландшафта изменены, словно фотоснимок отпечатали на коричневой бумаге. И теперь, когда не было всеукрашающего солнца и растворились в сумерках рекламные щиты, изгороди и указатели, подлинная и древняя Австралия показала ей себя на мгновение: красно-бурой — своей почвой вдоль дороги и вышедшими из темноты обнаженно-белыми стволами эвкалиптов (недаром их зовут деревья-призраки). И черная гора аборигенов, мрачным конусом вставшая над лесом, вселяла ощущение первобытного трепета. Неуютно чувствовали себя здесь по ночам первые белые переселенцы!