«Пигля»: Отчет о психоаналитическом лечении маленькой девочки - страница 8

Песня, которая ей не нравилась, была немецкой песней с искусственно подобранными английскими словами и была, очевидно, тесно связана с близким отношением матери к ребенку. Родным языком ее матери был немецкий; отец же был англичанином.

В отношении «черной мамы» и «бабаки» мне еще не все было ясно. Кошмары Пигли могут быть и о «бабаке», и о поезде.

Этот ребенок не был приучен к горшку, но когда в доме появился новый младенец, она научилась им пользоваться за неделю. Она была из тех детей, которые сначала не говорят, но затем внезапно начинают разговаривать свободно. Девочка раньше все время играла, но с переменой обстановки у нее развилась тенденция лежать в кроватке и сосать большой палец, и при этом совсем не играть. У нее было отличное чувство равновесия, но после произошедших в ней перемен она стала падать, плакать и обижаться. Вела себя своевольно. Матерью только понукала. С шести месяцев обожала отца и уже тогда говорила: «Папа!» Но вскоре забыла это слово, либо просто не могла больше его произносить. С началом перемен, казалось, стала воспринимать мать как отдельного человека, прониклась любовью к ней, и в то же время стала сдержанней по отношению к отцу.

Несколько дней спустя из телефонного разговора с матерью я узнал, что после консультации Пигля, впервые после рождения сестры, позволила считать себя ребенком, вместо постоянного выражения протеста. Собственно, она улеглась в коляске и занялась бесчисленными бутылочками. Однако никому не разрешала называть ее Пиглей. Либо малышкой, либо матерью. Пигли были черные и плохие. «Я малышка». Мать, похоже, чувствовала, что Габриела не так сильно страдала. Она нашла способ символизировать свои переживания, как мать это выразила. Родители чувствовали свою беспомощность. Они, казалось, были не в состоянии увидеть позитивные аспекты способности ребенка решить свои проблемы с помощью своих внутренних процессов. С другой стороны, были правы, считая ее нынешнее состояние неудовлетворительным.

Пигля лежала в кроватке и беспричинно плакала. Когда они ушли от меня, она сказала: «Бабака», как будто что-то забыла. Потом сказала: «Доктор Винникотт не знает о бабаках — о бабаке». Она также сказала, что мишка хочет поехать назад в Лондон играть с доктором Винникоттом, но она не хочет. Между прочим, она чуть не забыла мишку среди других игрушек, но в последнюю минуту вспомнила о нем и взяла с собой. Чувствовалось, что она все время жалела о том, что не может рассказать доктору Винникотту о бабаке. Родителям это напомнило о прежнем переживании из-за черной мамы и бабаки до тех пор, пока как бы «что-то вдруг оборвалось». Мать не знала точного происхождения «бабаки», но это было связано с черным — черной мамой, черной ею самой и черными людьми. На фоне приятных событий Габриела вдруг обеспокоенно произнесла: «Бабака» — и все было испорчено. Это согласуется с идеей, что черное здесь означает появление ненависти (или утрату иллюзий).

Есть еще одна деталь — иногда мать должна упасть и пораниться, и тогда Пигля помогает маме поправиться. Это дополнительное свидетельство — если таковое требуется — одновременного возникновения ненависти и любви к матери и способности Пигли использовать мать агрессивно. К этому надо суметь добавить другой вопрос: падение означает забеременеть. Таким образом включается агрессия отца.

Комментарии

Я чувствовал, что беседа с девочкой и сообщение матери показали, что я правильно выбрал слово «застенчивость» в качестве ключевого. Пациентка вырабатывала новое отношение к матери с учетом того, что ее ненависть к матери исходила из любви к отцу. Любовь к отцу в возрасте шести месяцев не стала частью ее цельной личности, а оставалась таковой наряду с отношением к матери, которая в то время все еще была субъективным объектом*.

Изменение, связанное с рождением нового ребенка, привнесло тревогу и ограничение свободы в игре, а также кошмары. Тем не менее, вместе с этим пришло принятие матери как отдельного человека и, как следствие, самоутверждение собственной личности при тесной связи с отцом. Предположительно, «черная мама» является пережитком ее субъективной предвзятости к матери.