Пике в бессмертие - страница 5

стр.

И я учился, с первого дня постигал сложные премудрости вождения самолета, рвался, а то и карабкался к своей, ставшей главной в жизни, цели — летать. Доверие Цуранова оправдывал. За несколько месяцев изучил русский язык. Экзамены по теории полета, по матчасти самолета сдал на «хорошо».

Зима прошла в трудах и хлопотах. Школа — аэроклуб, аэроклуб — школа... И так изо дня в день. Близилась весна, а вместе с ней — первые полеты. Близились и экзамены в школе — я заканчивал девятый класс.

Тяжело жилось нашей семье. Зарплата отца давала возможность более или менее сносно питаться. Посещение кино было для меня настоящим радостным событием. Одет же я был более чем скромно: разбитые башмаки уже не поддавались ремонту, а многочисленные заплаты украшали мои единственные штаны. Надо работать, решил я, и поделился своими мыслями с отцом. Куда там, он и слушать не хотел.

— Учись, пока я жив.

Что же делать? Посоветовался в школьном комитете комсомола. Оттуда позвонили в районный отдел народного образования. Через несколько дней у меня в руках было направление на работу. «Массовик Дома пионеров» — значилось в моем первом в жизни рабочем документе. Тридцать рублей в месяц казались суммой просто-таки сказочной.

Отец не знал, что я ослушался и начал работать. Мать же, когда я принес первую зарплату, даже всплакнула.

— Что ты сделал? — шептала она, — отец узнает — беда будет, ругать будет. Что делать станем?

— А ты не говори ему. Он не узнает. Мне так хочется купить костюм и ботинки...

— Ладно, — сдалась мать. — Будем молчать. Копи себе на костюм.

Начались полевые занятия в аэроклубе. Чуть свет собирались мы и ехали на аэродром. Как мы пели, проезжая по пустынным улицам города! Сердца наши были переполнены счастьем!

Первый полет. Когда самолет оторвался от земли, я закричат от радости. Инструктор обернулся, что-то произнес одними губами. Я присмирел.

Приземлились. — Что видели? — строго обратился ко мне инструктор.

— Ничего! — вырвалось у меня.

— Болван! — Инструктор круто повернулся и зашагал по полю. А я стоял в полнейшей растерянности. За что? Неужели он не понимает? Неужели забыл свой первый полет?

С того дня начались сплошные неприятности. Инструктор почему-то невзлюбил меня, без конца ругал, ругал грубо, как бы нарочно подбирая самые оскорбительные слова. Это убивало. В семье у нас никто никогда не бранился, а тут...

Полеты превратились в пытку. С трепетом ждал я момента, когда начинал вращаться винт, и машина выруливала на взлетную полосу. Едва колеса отрывались от земли, в наушниках слышался резкий визгливый голос:

— Не лови ворон, чурка. Где аэродром? Ты что, заснул?

Я действительно ничего не видел. Слезы обиды, горькой и незаслуженной, застилали глаза. А инструктор продолжал изощряться. Он наслаждался своей безнаказанностью.

* * *

— Что с тобой? — поинтересовался как-то мой верный друг Петька Расторгуев. — Похудел, мрачный какой-то. Болен, что ли?

— Да нет, ничего.

— Может, дома что? — не отставал Петька. — Ты скажи, самому легче будет.

— Да чего ты пристал!

— Чумной, — обиделся друг. — К нему с добром, а он...

После очередного полета, едва мы приземлились, к самолету подошел Цуранов.

— Товарищ начлет, — обратился к нему инструктор, — считаю Бегельдинова неспособным к полетам. Предлагаю отчислить.

Стою рядом, мну в руках шлем и чувствую, как комок слез предательски подкатывается к горлу. Только бы удержаться, думаю, только бы удержаться...

— Отчислить, говорите? — пробасил Цуранов. Он наморщил лоб, отошел.

Минут тридцать его не было. Потом появился, у летного поля. Позвал меня, кивнул головой.

— Садись в кабину, полетишь.

Сам сел в кабину для курсанта. Приказал:

— Полет по кругу. Пошли.

Поборов волнение, я сделал все как надо, по команде взлетел, замкнул круг над аэродромом, посадил самолет. Хотел было вылезти из кабины, но услышал:

— Куда? Взлетай. Полет по кругу.

Вновь взревел мотор. Вырулил на старт, получил разрешение на взлет. Вот уже под крылом аэродром. Делаю первый разворот -в наушниках тишина. Второй, третий... Молчит Цуранов. Наконец, захожу на посадку. До земли семь метров. Плавно беру ручку на себя и сажаю машину на три точки.