Пикировщики - страница 54
Служить и воевать в такой эскадрилье было большой честью, а быть заместителем Ракова — вдвойне. Константин радовался назначению, хотя и понимал всю ответственность.
К появлению нового зама (прежний — Голубев стал командиром эскадрильи) летчики отнеслись по-разному: более старшие обрадовались зрелому боевому товарищу, молодежь поглядывала с недоверием, откровенно косилась на небольшое воинское звание, а некоторые посчитали Усенко даже за «службиста», «выскочку». Константин уловил эти настроения, но, поразмыслив, сохранил обычное хладнокровие и требовательности к подчиненным не снизил. Он понимал отношение к нему молодых летчиков. Что они знали о нем как о специалисте, о его боевой биографии? Ровным счетом ничего. Рассказывать о себе Усенко не собирался. Поближе узнают друг друга в деле.
Уже первые полеты лейтенанта Усенко тронули ледок недоверия, а потом, когда он стал обучать летчиков эскадрильи искусству слепых полетов, авторитет его вырос, укрепился, и все дружно признали его за своего.
Но Константин понимал, что окончательно преодолеть остатки недоверия можно только в бою. Вот еще почему он с таким нетерпением ожидал первого боевого вылета здесь, в Ленинграде. Константин Усенко быстро освоился с новой обстановкой. Порядки в 73-м авиаполку почти не отличались от тех, которые были в 13-м. Разница была только в специфике. 73-й авиаполк помимо чисто флотских заданий — боевых действий на море — часто включался в состав контрбатарейного корпуса. Дело в том, что под Ленинград немцы подвезли дальнобойные осадные пушки мощных и особо мощных калибров — от 305 до 420 миллиметров и по специальному графику периодически вели варварские обстрелы города. Чтобы уберечь Ленинград от разрушения, командование Ленинградского фронта и Краснознаменного Балтийского флота приняло контрмеры: создали штаб контрбатарейного корпуса, который через систему наблюдателей выявил места размещения вражеских батарей, разбил их на секторы и за каждым сектором закрепил наши мощные батареи, корабли и самолеты. Как только фашисты начинали обстрел, на их батареи немедленно обрушивался огонь нашей тяжелой артиллерии, в воздух поднимались штурмовики и пикировщики.
Так было и сейчас. Получив задание, летчики-пикировщики разбежались по боевым машинам. Лейтенант Усенко с экипажем тоже направился в ближайший капонир, где был укрыт его самолет. «Петлякова» уже выкатили из укрытия. Под его центропланом грозно чернели крупные авиабомбы. Рядом сновали матросы и офицеры технического состава. Один из них — рослый техник с почерневшим от загара лицом — шагнул навстречу летчикам и взял руку под козырек фуражки:
— Товарищ лейтенант! Самолет номер тринадцать к боевому вылету готов. Доложил техник-лейтенант Чуканов.
— Добро! — принял рапорт летчик. — Сейчас посмотрим вашу работу. Пошли?
Усенко занялся осмотром моторов и планера машины, а лейтенант Шигаев начал проверять подвеску авиабомб. Петр Спаривак дотошно осматривал радиостанцию и пулеметы.
Замечаний у летчиков не было, и командир поблагодарил наземных помощников за отличную подготовку боевой машины.
— Внимание! Ракета! — крикнул техник.
— По местам! — скомандовал Усенко, бросаясь в кабину. Аэродромная тишина наполнилась мощным рокотом запускаемых моторов, и бомбардировщики гуськом потянулись к взлетной полосе. С другого конца обширного летного поля туда же устремились остроносые «яки» прикрытия. Взлет!
И вот под крылом «петлякова» раскинулся прославленный город. Он огромен: его южной границы не видно — она тает в туманной дымке. Разветвляясь на рукава, широкая синяя лента Невы и бесчисленные стрелки каналов разрезают Ленинград на неровные, связанные палочками мостов части. В чистое прозрачное небо упирается шпиль Петропавловской крепости, за ним высится Адмиралтейская игла и громада Исаакиевского собора; из желтеющей зелени бульваров и парков выглядывают дворцы, вереницы многоэтажных домов, пустые коробки развалин. Из нескольких мест кверху тянутся столбы дыма — там пожары; в воздухе поблескивают гладкими поверхностями серые камеры аэростатов заграждения. На юге небо искрилось огнем: стреляли зенитки, там густело темное облако разрывов. На западе, куда летели самолеты, кварталы города сменялись частоколом заводских труб и портальных кранов, а за ними просвечивала серо-голубая ширь Невской губы — это уже было Балтийское море, легендарная Балтика!