Пиковая Дама - страница 17

– Кушай. – Антон пододвинул к дочери тарелку.

– Нет аппетита.

– Появится. Съешь ложечку.

Он нашпилил на вилку кусочек свинины. Марина, не отнять, прекрасно готовила.

– Поранился? – Аня глянула на забинтованную кисть.

– Дрался с преступниками. – Антон подмигнул. Повернулся, чтобы взять соль. Заметил чайник, накрытый цветастым полотенцем.

– Зайка, а давай поспорим, что ты салат не съешь? Проспорю – выпью пиво залпом.

Аня не улыбнулась. Сказала жестко:

– Мне двенадцать, а не пять. Не разговаривай со мной как с младенцем.

– Прости. – Он отхлебнул из бутылки. – Сложно запомнить, когда тебе «только двенадцать», а когда «уже двенадцать».

– Ха-ха. В стэндапе себя не пробовал?

Клен потерся ветками об окно. Там, на улице, завывал ветер. Как это было? Какой-то гениальный проектировщик предложил: «А давайте воздвигнем микрорайон в чистом поле? Авось через сто лет он сольется с городом?»

– Ты завтра уедешь? – спросила Аня, поджимая под себя ноги – любимая поза.

– Да, рано утром.

Антон подумал про взбешенного Глебыча.

– Завтра Матвея хоронят.

– Знаешь, – нащупывая слова, проговорил Антон, – у меня ведь тоже друг погиб. Я в восьмом классе учился. Павлик Ершов. Классный был парень. Его машина сбила. Пьяный водитель… – Образ Павлика давно померк в голове, сохранились общие ощущения, память о пикниках и речных заплывах на расстояние. – Двух одноклассников в живых уже нет. Так происходит, увы. С каждой потерей образовывается пустота. – Антон коснулся груди. – Мы эту пустоту наполняем воспоминаниями. Так и существуем.

Аня слушала внимательно. Антон воодушевился. В кои-то веки не испортил все, достойно прошел по льду.

– Сложно поверить, насколько мы хрупкие. Живет себе человек, и у него свои увлечения, свои планы. Каждый из нас – целая вселенная. И из-за какого-то пьяного… придурка… эта вселенная разрушается. Инфаркт в семнадцать – это же слишком просто и оттого слишком непредставимо. И мы придумываем разное, чтобы как-то постигать чужую смерть.

– Придумываем? – спросила Аня.

– Я сегодня с ребятами твоими поговорил…

Аня напряглась.

– Кто тебя просил лезть? – Глаза налились слезами. – Кто?

– Мама просила.

– Так маму и успокаивай. – Установленный контакт дал сбой.

Аня вскочила, звякнув тарелкой.

– Анют, я…

– Оставь меня в покое!

Она вылетела из кухни, провалилась в коридорную пасть.

– Твои ребята! – крикнул Антон темноте. – Накрутили себя!

Из туннеля никто не ответил.

– Черти, блин. – Антон сковырнул пивную этикетку.

Зеленоватое стекло отразило осунувшееся лицо. По столешнице, по бутылке и перебинтованной кисти скользили корявые тени клена.

Антону приснилась Марина. Она лежала на кушетке, Антон держал ее руку в своей руке, потому что видел такие сцены в кино. Хорошая сцена из голливудской мелодрамы. Настоящие отцовские чувства придут позже. Когда он впервые прижмет к себе спеленатую Аню – аккурат в тот миг. Но пока Аня обитает в утробе Марины, а Антон боится до дрожи, что будет плохим, никудышным отцом. Как его собственный папаша, пропойца, бросивший мать с пятилетним мальцом.

И будущий папа изнывал от тревог, он вцепился крепко – сильнее, чем надо, – в руку жены. Седовласый врач, который запросто прошел бы кастинг на роль седовласого врача в кино, водил трансдьюсером по блестящему от геля выпуклому животу Марины. На экране крошечное существо – головастик – плавало в околоплодных водах.

– Дочь, – сказал доктор. – Поздравляю.

Антон выдавил дежурную улыбку. Обуреваемый страхами, склонился к Марине и поцеловал в краешек губ. Вновь посмотрел на монитор. Ультразвуковые волны транслировали картинку из Марининой матки. Там – на экране, в животе, – были мухи. Они облепили ребенка и ползали по плаценте.

– У нее есть ножницы, – сказал доктор ошеломленному Антону и улыбнулся широко. – Чтобы резать пуповины.

Антон проснулся, едва не сверзившись на пол. Вокруг громоздились музейные экспонаты. Немецкие буфеты, кабинеты для гравюр, французские дрессуары словно хороводили в темноте. Антон вспомнил: он заночевал у бывшей жены, заснул на изысканной тахте.

Пятки коснулись прохладного паркета. Тяжелые портьеры преграждали доступ лунному свету. Антон извлек телефон. Дисплей стал светлячком в чертогах мрака. Полированное дерево перехватило отсвет.