Пингвин Тамину и великий дух Маниту - страница 15
— Ой… Простите меня… — промямлил он, дрожа от волнения. — Это я не специально… Так вышло… Я забыл вам сказать, что у нас такое бывает не только от страха, но и… от радости.
— Предупреждать надо, — прогнусавил Билли все еще с заткнутым носом. — Удовольствие ниже среднего, доложу я тебе.
У маленького скунса слезы брызнули из глаз.
— Значит… вы… не будете больше со мной водиться? — горько плача, спросил он.
— Ну почему не будем, — попытался утешить его Тамино. — Будем. Просто постарайся заранее нам говорить, когда ты собираешься… хм… повеселиться.
Джереми заверил друзей, что постарается больше их так не пугать, после чего компания направилась к индейцу. Скунс уверенно вел их по Миккидиккидингдонгленду и скоро остановился перед большой палаткой, которая напоминала цирк-шапито, только чуть поменьше.
— Эта штука называется типи. На языке индейцев слово «типи» означает «жить внутри», — пояснил Джереми с важным видом, как будто он был экскурсоводом. — В центре типи постоянно горит огонь, а вход всегда обращен к востоку, то есть в ту сторону, где восходит солнце. Индейцы считали, что пол типи символизирует собою землю, а верхняя часть — небо.
— Да ты у нас прямо профессор! Сколько всего, оказывается, знаешь! — удивился Тамино, с уважением глядя на маленького скунса. — Ты что, много общался с индейцами?
— Да нет, — рассмеялся скунс. — Просто я живу тут рядом и целыми днями слышу, что долдонит вот этот ящик. — Он показал в сторону небольшого блестящего ящика у самого входа в типи. — Большелапые подходят, нажимают на кнопку, и ящик им все рассказывает про индейцев, про их обычаи и нравы. Каждый день одно и то же, вот я и нахватался. А вон стоят индейцы! Видите?
И действительно, у шатра стояли два здоровенных большелапых в странных одеждах. Один был полуголый — без рубашки, в узких брюках с бахромой по бокам, на голове — повязка с воткнутым в нее пером, на шее — бусы из пестрых камешков. Второй, наоборот, был в длинной белой хламиде, расшитой блестками, в высоченной короне из перьев — штук двести пятьдесят, не меньше, — на шее у него болталось множество блестящих бус.
Тамино больше ждать не мог. Он бросился со всех лап к индейцам.
— Добрый вечер, меня зовут Тамино, пингвин Тамино, я приехал с Южного полюса, чтобы узнать у вас, как нам обращаться с большелапыми, потому что у нас проблема — они не понимают нас, мы не понимаем их, — выпалил он залпом.
Полуголый индеец медленно поднял правую руку и сказал:
— Брат мой, много лун прошло с тех пор, как скрестились наши пути-дороги, много лун прошло с тех пор, как расстались мы, ныне ты снова с нами, значит, пришло время раскурить нам с тобой трубку мира.
Тамино не всё понял из того, что сказал ему суровый индеец — кто куда ушел, кто куда пришел, почему он назвал его братом, — но решил, что разберется с этим потом. Пока же он был рад тому теплому приему, который оказал ему полуголый.
Теперь заговорил второй индеец, тот, что в белых одеждах. Тамино назвал его про себя пернатым, потому что уж больно много у него перьев в короне было.
— Клянусь Маниту, да будет так, — изрек Пернатый, воздев руки к небу. — Хау, я всё сказал.
Тамино опять ничего не понял. И с чего это индеец назвал его каким-то Хау?
— Меня зовут Тамино, — решил он на всякий случай уточнить, а то вдруг индеец обознался, принял его за кого-нибудь другого, хлопот потом не оберешься. — Я пингвин, приехал с Южного полюса…
Закончить он не успел, потому что снова заговорил первый индеец:
— Брат мой, много лун прошло с тех пор, как скрестились наши пути-дороги, много лун прошло с тех пор, как расстались мы, ныне ты снова с нами, значит, пришло время раскурить нам с тобой трубку мира.
— Нет, спасибо, я не курю, — быстро ответил Тамино. — Я бы хотел узнать у вас…
— Клянусь Маниту, да будет так, — снова повторил Пернатый и опять воздел руки к небу. — Хау, я всё сказал.
Тамино совсем уже ничего не понимал. В полной растерянности он посмотрел на Билли и Джереми, которые тоже пребывали в некотором недоумении.
— Прошу прощения, — предпринял Тамино еще одну попытку установить контакт со странными индейцами. — Очень любезно с вашей стороны, что вы предлагаете мне раскурить с вами трубку мира, но я, честно говоря, что-то не припоминаю, чтобы наши пути когда-нибудь пересекались. И с Маниту я тоже не имею чести быть знакомым, — добавил он, скосив глаза в сторону Пернатого.