Пионер, 1949 № 08 - страница 7

Аллан хотел было рассказать об этом дома, но его мать и отец вернулись поздно, ему сразу дали конфет и яблоко, и он так этим

занялся, что совсем обо всём позабыл. И только вчера вдруг всё вспомнил. Тогда Цезарь сказал Темпи, чтобы она сейчас же привела Аллана к нам и чтобы мы шли к главному судье Парк Бийлу. Пусть он вызовет Мэрфи и Дика, и пусть Аллан скажет, тот ли это мальчишка, который был в сарае в день гонок.

Мы пошли в банк, где этот Бийл, оказывается, директор. Но нас к нему не пустили, и мы ждали его на улице очень долго. Потом, когда он вышел, мы подошли и стали ему всё это дело рассказывать.

Как только мистер Парк Бийл услышал, что дело идёт о Робинсоне и об аварии на гонках, он очень рассердился и велел Аллану замолчать. «Вы что, - спрашивает, - пришли сюда просто отнимать у меня время?! И это ваш «свидетель»?! Вы что, смеётесь, что ли? Да кто же примет всерьёз показания негритёнка, который ещё папу-маму не научился выговаривать как следует? Ваш Робинсон сам виноват в катастрофе, и мы ещё в этом деле разберёмся и привлечём его за то, что он подвёл другого гонщика и чуть его не искалечил. Идите-ка вы, ребята, отсюда и благодарите бога, что у меня мягкий характер, а то пришлось бы вам познакомиться с моим швейцаром».

И ещё он сказал, что эта негритянская история действует ему на нервы и он настоятельно просит больше его не беспокоить. Потом он сел в автомобиль и уехал.

Дома я рассказал обо всём отцу, но он даже не удивился, он сказал, что так оно и должно быть здесь, в Америке, где справедливость существует только для богатых.

Отец последнее время повеселел. Вчера вдруг показывает мне фотографию какого-то красивого дома, похожего на дворец; под фотографией подписано «Университет в г. Ужгороде, Закарпатская Украина». Спрашивает меня:

- Хотел бы ты, сынку, учиться в том университете?

Я даже рассердился.

- Ну, что ты спрашиваешь, - говорю, - знаешь ведь, что университет не для нас с тобой! Будь доволен, если мне хоть школу дадут кончить.

А он вдруг смеётся:

- А вот и брешешь, сынку! Тот университет для нас и для всех простых людей. Вот возьмём мы с тобой, сынку, да и махнем туда… на родину!

Я так и вцепился в него. Только он ничего больше не стал говорить, только подмигивал да усмехался.

Каждый день мы ходим в больницу - узнавать о здоровье Чарльза. К нему ещё никого не пускают, но говорят, что он уже начал открывать глаза. Раньше думали, что он умрёт, потому что была разбита голова. А потом врачи сказали, что нужно долго лежать, потому что у Чарльза сотрясение мозга.

Наверное, ему очень навредило, когда мы с ним ездили по городу. Мы ездили очень долго, и миссис Робинсон просила останавливаться возле каждой больницы и сама выходила просить, чтобы приняли её сына. Но в некоторых больницах не было отделения для цветных, а в «белое» отделение ни за что не хотели принять негра. В других «цветные» отделения были переполнены. Так мы ездили и ездили, Чарли стонал, а его мать всё молчала и только ломала руки, и я очень боялся, что Чарльз вот так, в машине, умрёт. Наконец мы нашли маленькую больницу в Нижнем Городе, и к нам вышла сестра в каком-то сером, грязном халате и сказала, что можно принять больного, но нужно внести вперёд деньги, а то все эти больные из Горчичного Рая норовят лечиться на даровщинку, а потом удрать из больницы, не заплатив ни цента.

У миссис Робинсон не было с собой денег, и я побежал к нам. У нас сидел как раз мистер Ричардсон, который приехал прямо с гонок, и они вместе с отцом сейчас же побежали со мной в больницу, заплатили деньги и помогли внести Чарли.

Нэнси тоже ходит со мной в больницу. «Горилла» опять поставил ей «эф» по математике и сказал, что вопрос о ней будет обсуждаться на педагогическом совете. А Джону Майнарду он поставил «эй», и когда мы пристали к Джону, почему такая милость, он признался, что его отец послал «Горилле» корзину виски «Белая лошадь». Нэнси стала прямо, как щепка, говорит, что ей всё надоело и что она хочет бросить школу и поступить в прислуги или в танцовщицы.

- А как же твои стихи? Ведь ты хотела стать поэтессой, - спросил я её.