Пир у золотого линя - страница 26
— Если сутки еще удастся порыбачить — и на том спасибо! Чего доброго, ночью шуга пойдет, — приседая возле огня, произносит Юшка. — Ну-ка, что тут у тебя?
Я разламываю пополам моего рыбца. Себе оставляю хвост, а Юшке отдаю голову. Он вытаскивает горбушку хлеба, соль. Обгладывая рыбью голову, Юшка причмокивает, что-то высасывая из костей.
— Голова — она самая вкусная, — смакует он, выплевывая обсосанные косточки.
К нам подходит Пранайтис. С минуту он угрюмо глядит на нас, потом сплевывает, приседает на корточки и скручивает цигарку.
— Говорю, Казис, скоро лодки на берег вытащим, — замечает ему Юшка.
— Брось ты путать, — отмахивается Пранайтис.
— Чего уж там, сам погляди.
— С голоду подыхать будем, если так рано замерзнет.
— Сущая правда. Тяжелая зима подходит. Может, в леса податься?
— С караваем там тебя ждут, как же! Я полсвета исходил, а все у реки способнее.
— Хорошая у нас река… Только вот, замерзает ведь…
Пранайтис повернулся к реке. Можно было подумать, что он впервые увидал ее — так долго и напряженно он вглядывался в воду. Подбородок его почему-то задрожал.
— Замерзает, — процедил он тихо.
Внезапно разговор прервал сердитый голос:
— Кому плыть?
Из шалаша выскочил невысокий коренастый человек. Его очередь.
— Я закидываю, — неожиданно заявил, поднимаясь от костра, Пранайтис и направился было к своей лодке.
— Ты что, в своем уме? — схватил его за плечо коренастый.
— Пусти, — взвизгнул, выдираясь, Пранайтис.
— Очнись, Казис, ведь моя очередь! — тормошил его рыбак.
Пранайтис ткнул его кулаком в лоб и тут же схватил за горло.
— Говорю тебе, ершина, моя очередь! — стонал тот.
Рыбаки покатились по земле.
— Эй, вы, очнитесь, очнитесь же! Ступай в мою очередь! — увивался вокруг них Юшка.
Но те уже катались по земле, схватившись, словно лютые враги. Душили друг друга, кусались. Противник Пранайтиса в ярости выхватил нож и ударил раз, потом еще…
— О господи! — вскрикнул Пранайтис, тотчас же обмякнув.
Сбежались рыбаки, стянули с Пранайтиса ватник. Из ран сочилась кровь. Рыбак, ранивший Пранайтиса, дикими глазами смотрел на его исколотую грудь, исполосованную руку. Внезапно, откинув нож, он схватился за голову и взвыл:
— Казис, братишка…
Рыбаки молча подняли Пранайтиса и повели к лодке. Я только тут пришел в себя. Юшка — тот вовсе растерялся. Он топтался у костра и бормотал:
— Не от сладкой жизни так-то вот… Восемь ртов у Пранайтиса в доме… Но уж и звери…
Вскоре все снова налегают на весла, все идет своим чередом. Рыбаки словно онемели. О Пранайтисе будто позабыли. Лишь к вечеру, когда пошла шуга, кто-то проговорил:
— А ведь чепуху и взял бы… Слава богу, хоть не насмерть. Столько ребятишек по миру пустить…
Никто не ответил. Даже Юшка, который всегда находил нужное словечко, и тот молчал. Он был подавлен, то и дело вздыхал и работал нехотя, часто задумывался.
— Хватит, Йонас, поплыли домой, — вдруг предложил он.
Рыбачить и впрямь было невозможно. Лодка обледенела, а от сети, едва вытащенной из воды, валил пар, и она тут же застывала. Попробуешь ее переложить, ломкая сетка лопается, прилипает к лодке, потом отдираешь ее, а клочья так и остаются.
Понемногу стали мы собираться двигаться домой. Холод забирал все крепче. Юшка все чаще хлопал себя руками по бокам, а его огромный нос посинел от холода. Шуга, отогнанная ветром к другому берегу, шла густая, с тихим шуршанием. Вороны летали высоко, держась против ветра.
— Снег пойдет, — предсказывал Юшка.
И правда! Вскоре начали падать отдельные, словно их выслали в разведку, снежинки. Проплывая мимо кустов, мы спугнули стайку птиц. С жалобным писком унеслись они в сторону полей, летели низко, над самой землей. Там они скучились над небольшим островком травы и, жалобно щебеча, принялись клевать оставшиеся семена.
Развесить сеть не было никакой возможности. Мы просто вывалили ее на жерди и оставили. Пусть, как говорят рыбаки, «вымерзнется». Лодку вытащили на берег и повернули днищем к югу — проглянет солнце и растопит лед.
Опираясь на палочку, к берегу вышел отец. Он в тулупе, ноги тепло закутаны, но дрожит весь — страх смотреть. Он наклоняется над сетью и пробует пальцами, крепка ли нить.