Пирамида в Гизе: усыпальница или энергостанция - страница 67

Недавно мне в большей мере случайно представилась возможность подтвердить существование в Царской камере указанных акустических явлений своеобразным способом, причем без приборов и знаний, какими обладал Дэнли. 24 февраля 1995 года я заплатил инспектору плато Гизы 100 долларов США за позволение остаться внутри пирамиды Хеопса, после того как остальные туристы уйдут и доступ в нее прекратится. Эго был рамадан, священный месяц мусульман, и посещаемые туристами места закрывались рано. Я попросил, чтобы меня, выключив все освещение, оставили одного в пирамиде Хуфу на полчаса. Мухаммед, инспектор, подумал, наверно, что я собираюсь предаться медитации, и я, заключая с ним соглашение, не стал его в этом разубеждать. У меня в рюкзаке лежали бутылка с водой, предмет первой необходимости в Египте, и несколько инструментов, привезенных мною для определения уровня акустической и электромагнитной частот. У меня было мало времени. Я попросил выключить свет, поскольку не хотел, чтобы фоновый электрический шум влиял на цифровой частотомер, захваченный с собой. Я взял его, чтобы измерить радиочастоты, которые, по-моему мнению, возникали в объемном резонаторе внутри пирамиды Хеопса. Также я захватил с собой и магнитофон, который включил и положил на гранитную глыбу рядом с гранитным ящиком в Царской камере. Туда же я, когда последняя группа туристов шла вниз к выходу по поднимающемуся вверх коридору, поставил карманный электрический фонарик, цифровой частотомер и монохроматическое устройство настройки, измеряющее звуковую частоту и используемое для настройки музыкальных инструментов.

Когда шум стих, приступил к измерению частоты гранитного ящика. Я прочитал в буклете у флейтиста Пола Хорна (приложение к его альбому «Внутри пирамиды Хеопса (Inside the Great Pyramid)», что гранитный ящик резонирует с частотой 438 герц[74]. Хорн использовал устройство настройки Корга, который несколько дороже, нежели использованное мною устройство Мейтрикса, когда проводил свои акустические опыты в камере. Я стукнул кулаком по боковой стенке ящика. Устройство зарегистрировало частоту в диапазоне 439–440 герц, Я громко пропел эту ноту, чтобы проверить резонанс в Царской камере. Повышая голос, я заметил, что реверберация стихает, лишь после того как я пропою ту же ноту октавой выше, затем реверберация становится еще больше. Уже было пора проверять наличие в камере радиочастот, а свет по-прежнему не был выключен. В запасе у меня оставалось всего пятнадцать минут, поэтому я, пройдя, согнувшись, по коридору, встал возле верха Большой галереи и крикнул охранникам, чтобы они погасили свет. Здесь я пропел ту же ноту, что и раньше, и поспешил обратно в Царскую камеру, надеясь оказаться у фонарика прежде, чем темнота окутает все вокруг. Наконец шум, исходящий от работающих источников света, внезапно прекратился; светил только мой карманный фонарик. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Пот лил с меня ручьями. Для меня настал момент истины.

Но не в тот день! К своему сожалению, я понял, что шум от работающих источников света скрывал жужжание вентиляторов, установленных в так называемых «вентиляционных шахтах». Охранники выключили освещение, но, как я выяснил потом, они не могли отключить вентиляторы, так как у них не было ключа от электрощита, где находился выключатель. Я «поблагодарил» Рудольфа Гантенбринка. за столь хорошую инженерную работу, ибо он установил вентиляторы прежде, чем провел свое знаменитое исследование шахт, ведущих к Камере царицы. Расстроенный из-за того, что мне не удастся использовать данные, на получение которых я рассчитывал, я все же снял несколько показаний. Уложив все предметы в рюкзак, поспешно покинул Царскую камеру, спустился вниз по Большой галерее, вновь намучил свои бедра, спускаясь вниз по поднимающемуся вверх коридору, затем, быстро миновав прорубленный людьми Эль-Мамуна проход, вышел к воротам, а из них на свежий воздух.

В гостиничном номере перемотал кассету, прослушал запись и обнаружил три весьма интересных акустических феномена. Во-первых, на пленке оказались обертоны пропетой мною в Царской камере ноты. Я их там не мог слышать, так как сам являлся источником данного звука Это было весьма волнующее открытие, поскольку говорило в пользу моей теории о Царской погребальной камере. Однако мой восторг несколько поубавился, когда я подумал, что источником данного обертона, возможно, являются принесенные мною приборы, которые резонировали на боже высокой частоте. Хоть мой магнитофон был не из очень дорогих, я по-прежнему, учитывая конструкцию и предназначение Царской камеры, полагал, что обертоны порождены самой камерой (включая гранитные потолочные балки). Второе открытие было связано с записью ноты, пропетой мною, после того как я, стоя на большой ступени у верха Большой галереи, крикнул охранникам, чтобы они выключили свет. При ее прослушивании создалось впечатление будто я из помещения никуда не выходил. Меня же о тот момент, за исключением небольшого прохода, отделяли от магнитофона тысячи тонн гранита и известняка, и мой голос раздавался в помещении 28 футов (8,53 м) высотой и 157 футов (47,85 м) длиной. Третье открытие: мои шаги и производимый мною шум, когда я прошел сначала к Большой галерее, а затем обратно, отдались в Царской камере, заставив ее резонировать на собственной частоте. Это зафиксировало мейтрикское монохроматическое устройство настройки, которое я включил, когда прослушивал запись. Мои шаги и шумы были зарегистрированы на частоте примерно 440 герц. Особое внимание я обратил на то, что колебания устройства настройки в этой части записи были не так велики, как замеченные мною внутри Царской камеры, когда я пел ноту на той частоте.