Пират Его Величества - страница 33

Еще целую минуту Изреель удерживал голову утопленного животного под водой, чтобы оно наверняка умерло. Затем он поднялся на ноги и позвал Гектора.

— Вытащи каноэ на берег, потом иди сюда. Поможешь мне разделать тушу. Что сможем, унесем, а остальное достанется на поживу им.

Проследив за взглядом великана, Гектор увидел морды двух крупных аллигаторов; те скользили в воде, направляясь к охотникам и их добыче.

— Тут их уйма, — объяснил спутник. — По большей части, кайманы держатся на расстоянии. Но если они проголодались или в плохом настроении, то, бывает, и на людей набрасываются и под воду утаскивают.

Быстро работая, они принялись разделывать тушу быка на четверти. Здесь Изреель тоже выказал себя мастером. Клинок его охотничьего ножа рассекал шкуру и мясо, умело обходя кости и разрезая сухожилия, пока куски свежатины не были отделены от костяка. Охотники побросали мясо в каноэ и отплыли обратно в лагерь. Оглядываясь через плечо, Гектор видел, как на откос заползли кайманы. У него на глазах они начали хватать и рвать окровавленную тушу — точно громадные оливково-коричневые ящерицы набросились на кусок сырого мяса.

Добравшись туда, откуда охотники отплыли, Изреель привязал каноэ. Потом он наклонился и взял из лодки большой пласт свежей говядины. Ножом он проделал в центре куска длинный разрез.

— Стань поближе, — приказал он Гектору, — и сними шляпу.

Гектор сделал, как велел лесоруб, и не успел он хотя бы слово промолвить, как его товарищ поднял кусок мяса и надел его юноше через голову: пласт говядины повис на нем, будто какой-то плащ, кровь тотчас же пропитала рубаху.

— Так проще всего донести мясо до лагеря, — сказал Изреель. — Руки остаются свободными, можно держать мушкет. Если кусок слишком тяжелый, я срежу часть, чтобы ноша стала полегче. — Он надрезал еще два куска мяса и с двойным грузом, свешивающимся с его массивных плеч, зашагал по тропинке в лагерь.

Пока они тащились обратно по тропе, Гектор спросил у Изрееля об услышанном взрыве, который вспугнул стадо.

— Сначала я подумал, что это капитан Гатридж дает сигнал о своем возвращении. Но звук донесся из саванны. Это не испанцы?

Изреель покачал головой.

— Будь это испанцы, мы бы улизнули потихоньку. Это один из наших приятелей заготавливает кампешевое дерево.

— Но ведь будто пушка стреляла.

— Большая часть кампешевых деревьев — маленькие, с ними легко управиться. Но иногда тебе попадается большое дерево, футов, может, шести в обхвате, и древесина крепкая, так что невозможно разрубить на куски поменьше. Потому взрываешь его на части пороховым зарядом. Главное — знать, как правильно их расположить.

— Капитан просил меня составить список кампешевого дерева, которое готово к погрузке. Можно будет этим заняться завтра? — спросил Гектор.

Но гигант не ответил. Он глядел вдаль, на север, где формировалась плотная гряда облаков. Тучи занимали нижнюю часть небосвода, обводя горизонт густой черной полосой, верхняя кромка туч была четкой и ровной, словно срезанной косой. Темный облачный слой казался неподвижным, однако выглядел он неестественным и угрожающим.

— Завтра, может быть, и не получится, — промолвил Изреель.

Как стало понятно на рассвете, облачная гряда никуда не делась. Ее не разогнал ветер, она даже будто и с места не сдвинулась.

— И что предвещают эти облака? — поинтересовался Гектор. На завтрак у них с Изреелем была свежая говядина, полосками зажаренная на решетке-барбакоа.

— Моряки называют это «северным валом» или «северянином». Эти облака — признак того, что погода может поменяться.

Гектор поднял взгляд к небу. Не считая необычного черного «северного вала», на небе не было ни облачка. Только та же знойная дымка, какую он видел каждый день с тех пор, как приплыл к побережью Кампече. Он ощущал лишь слабенькое дуновение ветерка, едва ли достаточное для того, чтобы потревожить дым, поднимающийся над пламенем очага.

— Почему вы так считаете? — спросил юноша.

Изреель кивком указал на дюжину птиц-фрегатов, что кружили над местом, где они охотились. Морские птицы с вильчатыми хвостами снижались по спирали, затем взмывали вверх, очевидно встревоженные, и постоянно издавали пронзительные крики.