Пишите письма - страница 62

стр.

На ступеньках вагончика сидел карлик, большеголовый, высоколобый, коротконогий, короткорукий, с красивыми карими глазами и бородой с портрета Эль-Греко. Карлик церемонно поздоровался. Я спросила его, давно ли тут этот фургон.

— Со вчерашнего дня, — отвечал карлик. — Цирк лилипутов прибыл. Он завершит нынешние гастроли шапито.

— Так вы приехали с цирком лилипутов?

Карлик, кажется, обиделся.

— Я не лилипут, — произнес он важно. — Видно, вы ничего не понимаете в проблемах нанизма. Я — карлик, значительно выше лилипутов, да и не похож на них. Живу рядом, мы дружим. Когда они приезжают, а они уже приезжали год назад и три года назад, я хожу к ним в гости.

— Так этим летом они не выступали?

— А вас этим летом тут не было? Нет, не выступали. Вы, видать, школьница, летом отдыхали на даче, так?

— Я студентка, летом подрабатывала в экспедиции.

После паузы, не зная, что сказать, я спросила:

— А вы летом где отдыхали?

— Летом, — отвечал карлик с достоинством, — мы с женой всегда отдыхаем на берегах Пряжки.

Вразвалку слез он со ступенек.

— Хотите на представление лилипутов?

— Хочу! — вскричала я.

Карлик был очень доволен.

— Нате контрамарку, — сказал он царственно, одаривая меня белым квиточком бумаги. — Место прекрасное, третий ряд.

И пригласил меня («после окончания представления, в темный миг безлюдный») посидеть с ним и с лилипутами у вечернего костра «на дальнем краю пустыря».

В Парке Победы, куда побрела я выкурить (не без отвращения) сигарету, неожиданно встретился мне Наумов.

— Я думала, вы не любите Парк Победы.

— Я и не люблю. Все надеюсь притерпеться. Мне мешает аура крематория заводского, огорода на могилах. Я просто иду пешком от знакомых с Космонавтов. А вы какими судьбами — без почтальонской сумки, одна-одинешенька, с цигаркой? Вид у вас как у девушки, которая раньше времени пришла на свидание.

— Только вид. Студенников уехал на север. Поклонникам отказываю. Однако живу в волшебной божественной стране любви, лучшей стране мира, полной чудес.

— Когда любовь становится богом, она становится бесом.

— Слова сии уже от Студенникова слышала. Он считал, что, ежели он мне этого не скажет, не скажет никто. Все неправда. Опять обманул меня. Вот ведь вы говорите.

— Ну вот, слезы на глазах. Что такое, полноте.

— Здесь, на меридиане, всегда ветер, потому и слезы.

Он внезапно рассердился, по обыкновению, ни с того ни с сего.

— Дался вам этот меридиан. Вам и дела до него нет. Две его ветви, северная и южная, уходят для вас в бесконечность. Ну, разве что речь может идти о его отрезке… между нацелившей в небо телескопы обсерваторией и шпилем с ангелом-флюгером, указующим в небо метафизическое.

— Какой-то ужас — ангел-вертлюг. Может, это вид научного святотатства?

— Может, поворачиваясь, ангел при любом ветре горожан крылами защищает.

— Зачем ему вообще вертеться? Что он, золотой петушок?

Тут подошел мой знакомый Шура Ширман, молодой актер, поздоровался, желая со мной поболтать; Наумов стал откланиваться, но я задержала его.

— Послушайте, а ведь под шпилем, под золотыми крыльями, на меридиане, все русские цари спят…

— Не все, последнего нет.

— В конце двадцатого века прах царя, царицы и царевен (кажется, только одна царевна да царевич не сыщутся) достанут из уральских штолен, чтобы похоронить в соборе Петропавловки.

— Откуда вы это взяли? От Константина нашего? Кстати, я все в толк не возьму: он своих покойников по-христиански с отпеванием перепогребает или просто с почетом с места на место перезакапывает? Ох, забыл, забыл про ваши отношения с будущим временем… Кстати, вы не замечали, что кладбище — место, где адресом человека является время?

Наумов ушел.

— Какие мрачные беседы ведешь, Инна! Пойдем в рюмочную, в «Шоколадницу», коньячку выпьем для веселия души.

— Нет, мне некогда, Ширман, в шапито иду лилипутов смотреть. Хочешь, вместе пойдем? Контрамарка у меня на два лица.

— Ну и иди, как та сумасшедшая, что всегда брала два билета и говорила: «Он со мною». Лилипуты? Был я с цирком лилипутов одновременно на гастролях в Красноярске. В одной гостинице жили. Главный исполнитель их, прима, постоянно к представлению напивался. Стали его запирать. И что же ты думаешь? Дверь отопрут, а он опять в стельку. Окна задраены, третий этаж. Стали следить, выследили: лилипут коридорному из номера под дверь деньги подсовывал, тот шел, покупал «маленькую», выливал в блюдечко, в номер под дверь и задвигал. Правда, правда. И еще помню, как две лилипутки по коридору один утюг тащили. Страшная картина. А ведь им еще гладить этой одороблой надо было. Ой, а Толика, фотографа, помнишь? Видела у него фото — лилипут у Медного всадника? Полное размасштабирование.