Письма к жене - страница 16

стр.

Адрес: М. г. Натальи Николаевне Пушкиной.

В С. Петербург на Форштатской в доме Алымова.

Комментарий 

Автограф: ИРЛИ, № 1462.

Почтовые штемпеля: «Москва 1832 сентябр. 26» и «Получено 1832 сен. 29 вечер». Приложенное Пушкиным письмо от 24 сентября, о котором он упоминает в данном письме, не сохранилось.

Впервые: ВЕ, 1878, январь, с. 27—28. Акад., XV, № 770.

Датируется на основании почтовых штемпелей и пометы Пушкина «Воскресение».

22. 27 сентября 1832 г. Москва

Вчера только успел отправить письмо на почту, получил от тебя целых три. Спасибо, жена. Спасибо и за то, что ложишься рано спать. Нехорошо только, что ты пускаешься в разные кокетства; принимать Пушкина>1[96] тебе не следовало, во первых, потому что при мне он у нас ни разу не был, а во вторых, хоть я в тебе и уверен, но не должно свету подавать повод к сплетням. Вследствии сего деру тебя за ухо и цалую нежно, как будто ни в чём не бывало. Здесь я живу смирно и порядочно; хлопочу по делам,>2[97] слушаю Нащокина и читаю Mémoires de Diderot.[98]>,3[99] Был вечор у Вяземской и видел у ней le beau Bézobrazof,[100] который так же нежно обошёлся со мною, как Александров у Бобринской.>4[101] Помнишь? Это весьма тронуло моё сердце. Прощай. Кто-то ко мне входит.

Фальшивая тревога: Иполит принёс мне кофей. Сегодня еду слушать Давыдова, не твоего супиранта, а профессора; но я ни до каких Давыдовых, кроме Дениса, не охотник — а в Московском университете я оглашенный.>5[102] Моё появление произведёт шум и соблазн, а это приятно щекотит моё самолюбие.

Опять тревога — Муханов прислал мне разносчика с пастилою. Прощай. Христос с тобою и с Машею.

Вторник.

Цалую ручку у К.<атерины> Ив.<ановны>. Не забудь же.

Адрес: Наталии Николаевне Пушкиной.

В [Москве] С. Петербурге в доме Алымова на Фурштатской.

Комментарий 

Автограф: ИРЛИ, № 1463.

Почтовые штемпеля: «Москва 1832 сен. 27» и «Получено 1832 сен. 30 вечер».

Впервые: ВЕ, 1878, январь, с. 28—29. Акад., XV, № 771.

Датируется на основании почтовых штемпелей и пометы Пушкина: «Вторник».

23. 30 сентября 1832 г. Москва

Вот видишь, что я прав: нечего было тебе принимать Пушкина. Просидела бы ты у Идалии и не сердилась на меня. Теперь спасибо за твоё милое, милое письмо. Я ждал от тебя грозы, ибо по моему расчёту прежде воскресения ты письма от меня не получила; а ты так тиха, так снисходительна, так забавна, что чудо. Что это значит? Уж не кокю ли я? Смотри! Кто тебе говорит, что я у Баратынского не бываю? Я и сегодня провожу у него вечер, и вчера был у него. Мы всякой день видимся. А до жён нам и дела нет. Грех тебе меня подозревать в неверности к тебе и в разборчивости к жёнам друзей моих. Я только завидую тем из них, у коих супруги не красавицы, не ангелы прелести, не мадоны[103] etc. etc. Знаешь русскую песню —

Не дай бог хорошей жены,
Хорошу жену часто в пир зовут.

А бедному-то мужу во чужом пиру похмелье, да и в своём тошнит. Сей час от меня [литератор] — Альманашник. Насилу отговорился от него. Он стал просить стихов для Альманаха, а я статьи для газеты. Так и разошлись. На днях был я приглашён Уваровым в университет. Там встретился с Каченовским (с которым, надобно тебе сказать, бранивались мы, как торговки на вшивом рынке). А тут разговорились <с ним> так дружески, так сладко, что у всех предстоящих потекли слёзы умиления.[104] Передай это Вяземскому. Благодарю, душа моя, за то, что в шахматы учишься.[105] Это непременно нужно во всяком благоустроенном семействе: докажу после. На днях был я на бале (у кн.<ягини> Вяз.<емской>; следственно, я прав). Тут была графиня Салагуб, гр.<афиня> Пушкина (Владимир), Aurore, её сестра, и Natalie Урусова. Я вёл себя прекрасно; любезничал с гр.<афиней> Салогуб[106] (с тёткой, entendons-nous[107]) и уехал ужинать к Яру,[108] как скоро бал разыгрался. Дела мои идут своим чередом.[109] С Нащекиным вижусь всякой день. У него в домике[110] был пир: подали на стол мышонка в сметане под хреном в виде поросёнка. Жаль, не было гостей. По своей духовной домик этот отказывает он тебе. Мне пришёл в голову роман,[111] и я вероятно за него примусь; но покамест, голова моя кругом идёт при мысли о газете.