Письма об Индии - страница 15

стр.

вооружен тяжелым железным зубцом, потому что слон предательское и хитрое животное, у которого ничего не прочтешь на лбу, всегда мрачном, как цейлонские леса. Со временем я должен привыкнуть к слону, как карете, потому что в северных провинциях редко представляется другой способ перемещения. Перейдем теперь к предметам более занимательным, хотя и более плачевным событиям.

В джунглях живут полудикие женщины, почти нагие, дети, старики, целые семейства изгнанников, которым со времен жестоких кандийских царей единственным кровом служат пальмовые леса. Это поколение падших вельмож подвергнуто проклятию, но, несмотря на свое унижение, сохранило и красоту, и пышность форм. Английское правосудие приняло теперь этих несчастных под свое покровительство. В своих прогулках я часто встречал одну из женщин этого класса. Она обыкновенно выбегала из кустарников, просила у меня денег, и каждый раз я отдавал все, что было при мне: так велико было-ее обаяние и так она была бедна. Однажды эта женщина, которой облик, пленительные движения и блестящий взгляд и теперь еще передо мной, повела меня в свою хижину, взяла у меня все деньги и стала просить еще. Я с важным видом объяснил ей, что передал ей все мое состояние и сам сделался бедняком. Тогда она, бросив на меня пытливый взгляд, вышла из хижины и воротилась с пригоршней серебряных монет. Не правда ли, эта простодушная, легковерная доброта трогательна? Я хотел было возвратить ей ее сокровище, но три ее мужа, мать и отец вырвали у меня деньги из рук; я был один, и о сопротивлении нечего было и думать. Впрочем, мужья не только не ревнивы, но даже навязывают своих жен желающим. Отцы и матери точно так же поступают с дочерями.

Пленительная красота и таинственность этого волшебного острова чаруют воображение и погружают душу в сладостные грезы, а между тем мысль беспрестанно улетает в холодную страну, в сосновый бор, в знакомые города, однообразные деревни, в страну мне дорогую, потому что в ней в первый раз забилось мое сердце дружбой, благодарностью, любовью и горем.


[Князю Петру Салтыкову]

На море, между Цейлоном и Мадрасом,

8 июня 1841

Я сторговался с одним португальцем, владетелем маленького судна в 37 тони: за 40 фунтов стерлингов он обязался доставить меня из Коломбо в Мадрас и по дороге останавливаться везде, где я захочу. Я устроил себе на палубе кровать собственного изобретения: она защищала и от солнца, и от ветра, и от дождя. В каюте страшное множество кокроаков, несмотря на обязательство капитана истребить их всех до одного.

Цейлон мне пригляделся, и я решился сесть на корабль, который огибает весь Коромандельский берег.

Два дня не сходил я с постели, пригвожденный к ней страшной бурей, которая не редкость в этом […] океане. Впрочем, теперь самая пора ураганов и дождей. Мы бросили якорь перед мавританской деревушкой Кали-кари, возложив всю надежду на якорные веревки, что было не совсем безопасно. Высокие пальмы, раскинутые по песчаному берегу, заманили меня под свою сень; но на берегу, особенно в полдень, было так жарко, что у меня замирало сердце и кружилась голова. Я поспешил на борт. Сильный ветер едва не сорвал наш якорь, и бедный лоцман после тщетных двухдневных попыток с трудом успел вывести корабль из гряды маленьких прибрежных скал. Я пристал к небольшому острову, который лежит между Цейлоном и Индийским полуостровом и называется Рамиссерам [Рамешварам]. Мне хотелось посетить здешний знаменитый храм[30]. Вступив на берег в селении Помбэн (Памбан], я был очень ласково принят двумя английскими офицерами и одной англичанкой, которые имеют здесь постоянное местопребывание. Меня накормили, приютили и доставили все удобства для поездки в храм, находящийся милях в 10 от селения. Я отправился туда на другой день утром в паланкине. Дорога, вымощенная каменными плитами, тянется по песчаной почве, поросшей колючим кустарником. Местами попадаются приюты, устроенные для отдохновения богомольцев, — низенькие террасы, подпертые столбами, и четырехугольные пруды с каменными спусками.

Приближаясь к серым стенам храма, я заметил стоявшего на дороге слона и несколько далее — другого. Они двинулись нам навстречу в сопровождении толпы туземцев, предводимых браминами и баядерками, которые, приближаясь, приплясывали под звуки труб и цимбал. При встрече нас осыпали пучками и венками из благовонных цветов. Народ, музыканты, баядерки, брамины и слоны вдвинулись вместе с нами под великолепную колоннаду, образованную из мифологических чудовищ, которых в это мгновение озарило вечернее солнце огненным, будто подземным, светом.