Письма об Индии - страница 36
Кн. С.[76]
19 декабря
Я писал тебе, что живу у бенаресского судьи М. Линдсея. Он был так добр, что распорядился всеми приготовлениями к дальнейшему моему путешествию. Его дом отстоит от города очень далеко, мили на 4, поместителен и превосходно убран. Как все англичане, Линдсей большой любитель лошадей и экипажей. Я видел у него презамечательную вещь: ледяную фабрику. Сотни бедных туземцев, женщин, детей и стариков, получают плату за следующее занятие: по ночам, в ветреную погоду, они обязаны оставлять тысячи плоских блюдечек, наполненных водой, на земле, под открытым небом. Зимой в этих блюдечках образуется тонкая ледяная кора, которую бережно снимают перед восходом солнца, укладывают между рядами соломы в глубокие ямы и таким образом делают запас льда на все нескончаемое лето. Эта ледяная фабрика приносит двойную пользу: освежает напитки бенаресских богачей и дает кусок хлеба множеству бедняков. Бенаресский судья получает от Компании 2500 фунтов стерлингов ежегодного жалованья.
Сегодня я отправляюсь в Лукнов, столицу Аудского королевства[77]; Федор с моими пожитками едет в телеге, запряженной парой быков, прямо в Агру, а меня и Франциска понесут в паланкинах в Лукнов, куда я думаю прибыть дней в 5 пли 6. Носятся слухи, что в Лукнове вспыхнуло возмущение, при котором было зарезано 400 английских солдат и несколько офицеров. Ежели эта новость окажется справедливой, меня отсюда не пустят или дадут конвой[78]. Все это очень неприятно и грозит задержкой.
К довершению несчастья мне пришла в голову мысль, которая не дает мне теперь покоя. У меня есть несколько рисунков, сделанных в Индии: мне вздумалось налитографировать их в Калькутте, у художника, близко знакомого с Индией и, стало быть, имеющего возможность не только перевести мои рисунки на камень, но даже исправить в них некоторые промахи. Да вот беда, как переслать рисунки? Притом, дойдут ли они в целости поймет ли рисовщик и литограф, куда доставить мне оттиснутые экземпляры, и, наконец, где я их получу, в Дели или где-нибудь в другом месте? Везти рисунки в Европу так, как они есть, жалко: оттиски будут превосходные, но потеряют местный колорит. Не знаю, право, что делать! Решусь на что-нибудь в Агре.
Нынешним утром я еще раз проехал по Бенаресу на слоне: мне нравится эта прогулка, в которой встречаешь столько разнообразных видов и целые толпы людей, так резко отличающихся своей наружностью и одеждою ото всех остальных обитателей земного шара.
Лукнов (правильнее Лэкноу), 24 декабря
Я приехал вчера в полночь. Оставив за собою английские владения за 40 миль отсюда, я перебрался через Ганг по плавучему мосту и вступил в песчаную степь, по которой не проложено никаких дорог. Несмотря на это, я быстро подвигался вперед; носильщики усердно исполняли свои обязанности, а через 10 миль к нам присоединились 2 всадника лукновской королевской полиции, которым было приказано охранять меня от тхагов[79], или душителей, индийской секты, наводняющей королевство[80]. Живописные конвойные всадники менялись через каждые десять миль. Почва с каждым шагом становилась все менее сухою, но на небо надвигался сумрак, и я приехал в столицу в глухую полночь. Не знаю, где остановиться, я приказал нести себя к дому, в котором обыкновенно нанимают носильщиков; этот дом — нечто вроде почтового двора. Там мне не было места, и я приказал спустить паланкины наземь, съел несколько сардинок и кусок хлеба, выпил стакан вина и заснул в паланкине с намерением отправиться рано поутру с визитом к здешнему резиденту[81].
В 4 часа утра, задолго до рассвета, меня разбудил английский медик М. Лоджии, находящийся при резидентстве. Он извинился передо мной, говоря, что о моем прибытии не были уведомлены, и просил меня от лица резидента пожаловать к нему в дом, где мне уже приготовлена была комната с постелью и завтраком. Я вышел из паланкина и в сопровождении доктора, любезного молодого человека, отправился по темным и пустым улицам к дому резидентства, где мне была отведена спокойная и просторная комната.
С восходом солнца я вышел на террасу или бельведер, и под моими ногами раскинулась чудная панорама Лукнова, с мечетями, великолепными дворцами и окрестностями, оттененными таинственным сумраком лесов. Но пальм здесь немного: они разбросаны там и сям, как в Италии. Утром прохладно, а днем палящее солнце жжет своими отвесными лучами. Резидент, полковник Лоу, не замедлил прийти ко мне в комнату в утреннем костюме и в шалевой шапочке на голове. Он превосходно говорит по-французски, что меня крайне удивило, потому что французский язык в Индии не в ходу. Вообще Лоу больше похож на любезного француза, чем на англичанина. С первых слов он предложил мне прогуляться по городу на слоне, присовокупив, что у него по утрам всегда стоит наготове слон, которым он никогда не пользуется. Он крикнул в окно, и в ту же минуту вышел из сада четвероногий великан, навьюченный серебряным позолоченным балдахином, унизанным поддельными алмазами, изумрудами и рубинами, которые отливали радугой на утреннем солнце. Алые, шитые золотом чепраки и белые кашемирские шали были навешены на спину животного, на которое я должен был вскарабкаться по лестнице. Позади меня, в нарочно устроенное для него место, уселся служитель, закутанный кашемирской шалью, и мы двинулись, предводимые всадниками регулярного войска, которые постоянно стоят наготове близ решетки сада, для сопровождения знатных особ.