Письма полковнику - страница 14

Бушняк сглотнул, сник, встал из-за экзаменационного стола. Если он, великовозрастный второгодник, не сдаст экзамена и не будет переведен в следующий класс, то загремит прямиком в армию. Он был прекрасно осведомлен, что классная руководительница об этом знает. Но не мог предположить, что ей будет до такой степени все равно.

Функция, принимающая экзамен по литературе в десятом классе. Не больше.

– Кто следующий?… желающих нет? Тогда продолжим по списку. Дмитриев.

Как еще долго, тоскливо подумала Эва. Хотя, собственно, куда торопиться?

– Тяните билет.

Где-то на краю поля зрения короткопалая рука с обкусанными ногтями зависла над рядами белых прямоугольников. Проделала шутовские манипуляции – класс отозвался безрадостными нервными смешками – и наконец спикировала указательным пальцем вниз. Исчезла вместе с билетом. Поднимать глаз Эва не стала.

– Шестнадцатый.

– Хорошо, – она сделала пометку. – Идите готовьтесь.

– А если я без подготовки? – осведомился мальчишеский голос. – Мне тогда полагаются дополнительные баллы, правда?

По классу пробежал ропот, и стало очевидно, что тут кроется подвох; с этим Дмитриевым, с трудом припомнила Эва, никогда не обходилось без подвоха. Пусть. Сегодня она чувствовала себя неуязвимой, словно крепостная стена замка над морем. И такой же равнодушной.

– Попробуйте.

– Поэты-авангардисты начала века, – с порочным предвкушением в голосе начал Дмитриев. – Разнообразие направлений и школ. Творчество Петра Деомидова. Рассказываю. В начале века в поэзии пышным цветом расцвел авангардизм. Направлений и школ было великое множество. Наиболее ярким предствителем своей школы был Петр Деомидов, прославившийся авангардистскими стихами. Второй вопрос: образ Никиты в повести А.Миненко «Хлеб». Это очень яркий, запоминающийся образ, в котором талантливый писатель А.Миненко мастерски раскрыл свое видение психологии главного героя. Повесть «Хлеб» по праву является образцом…

Она посмотрела вдаль, поверх головы отвечающего и прочих перепуганных, но любопытных голов. За последней партой в компании полусонной тетки из гороно страдал физик Лимберг. Встретившись взглядом с Эвой, мгновенно опустил глаза; ему было стыдно. За то, что малодушно согласился подменить директрису, что теперь истово, как невеста моряка, ждет ее возвращения, ну и, конечно, за свой будущий отчет о мероприятии, от написания которого никак не отвертеться. Эва усмехнулась. Ни малейшей жалости к Лимбергу она не испытывала.

Она вообще не испытывала сегодня никаких чувств.

– У вас все? Два.

– А дополнительные баллы? – злорадно осведомился ученик.

– Это с учетом дополнительных, – пояснила Эва. – Придете на переэкзаменовку. И советую все-таки подготовиться. Кстати, Анна Миненко – женщина. Следующий!

Напоследок она скользнула взглядом по его лицу: растерянные гляделки между пунцовыми крыльями оттопыренных ушей. Как же так?!.. ведь училка должна была оценить находчивость и натянуть удовлетворительную оценку, на чем и строился расчет; сорри. Сегодня ты имел дело с чистой функцией, лишенной чувства юмора.

Класс притих, затаился так, что с задней парты донесся шелест страниц дамского романа на коленях у гороношной тетки. Вопрос о желающих не стоял.

– Дымов, тяните билет. Андреева, вы готовы отвечать?

– Д-да, Ева Николаевна, – на бледную отличницу в очках было жалко смотреть; в смысле, кому-нибудь было бы жалко. – Билет номер семь. Периодизация литературы двадцатого века. В общем… ну… На сегодня существуют три основные периодизации литературы этого периода. Согласно первой из них, вся литература двадцатого века делится на три основных периода, каждый из которых, в свою очередь…

…Воинские почести свелись к бордовым подушечкам, куда прикололи кресты и многоконечные звезды нездешних орденов, да к залпу из ракетницы на треножнике, похожем на фотографический штатив. Караульные солдатики трясли в воздухе ненастоящими винтовками, увенчанными совсем уж опереточными штыками. Два цивила, курировавших церемонию, разумеется, были в штатском. Эва так и не смогла разобраться, с кем из них ей пришлось беседовать на днях. Оба смотрели на нее с одинаковым дежурным сочувствием, за которым нарочито маячило некое тайное, даже интимное знание – и укоризна: вас же предупреждали, Ева Николаевна. Вслух ничего подобного, конечно, не произносилось. И она отмахивалась от расшифровки этих взглядов, пытаясь сосредоточиться на другом, на важном и главном; хотя бы теперь…