Письма в Небеса - страница 2
А тут и третий эшелон — Слепцов, Помяловский, Николай Успенский...
Гении наши не на пустом месте высятся, они — не чудо, не исключение из правил, а естественное порождение русского духа.
Я уж не говорю о том, что и третий-то эшелон — это великая национальная ценность России. Они - семена, брошенные в почву культуры, а всходы появляются в последующие века. От Слепцова тянутся ростки к деревенщикам ХХ века, от Никтина и Сурикова — к Есенину и Твардовскому. Русская почва способна плодоносить, и она будет плодоносить впредь.
Напоминать же о ценности авторов второго эшелона даже как-то неловко. Тот же А.К. Толстой — это такая силища, какой в Европе вы не сыщете.
Вот и хочется отдать дань глубокого почтения Ивану Никитину, Фёдору Глинке и всем прочим нашим «малым гениям». Как сказал Иван Никитин: «Я — здешний мещанин...» И все они — Дельвиг, Антоний Погорельский, Станюкович, Апухтин — не зависимо от их земных регалий, суть добрые, мудрые мещане русского Парнаса. Тем и славны. Худо лишь, когда такого мещанина от словесности пытаются вытолкнуть в гении, как это вышло в случае с Шевченко.
Впрочем, здесь не только о писателях речь...
Вступление
ПИСЬМО О РУССКОЙ КЛАССИКЕ
(Чистая правда)
В вагон зашли двое мужчин приличного вида, — видимо, приятели. Вошли, выбрали скамеечки, уселись друг напротив друга. Договорили какой-то, начатый на улице разговор, затем один из них достал из сумки мятую книжку в яркой обложке и принялся читать. Второй посмотрел немного в окно, поразглядывал соседей, а потом ткнул товарища в плечо:
— У тебя ещё одного детективчика нет?
— Нет, — буркнул товарищ.
Прошло ещё пять минут.
— Слушай, почитал — дай другим почитать, — снова начал приставать Второй к Первому.
— Отстань! Как я могу: на самом интересном месте…
— Ну, журнальчик, может, какой есть?
— Нету. Ничего нету.
— Ну хоть газетки обрывок!.. — канючил Второй, — скучно!..
Первый задумался, потом сказал с сомнением:
— Есть Чехов — сборник рассказов. Сын читал на даче: в школе задали. Два месяца книгу мучил — теперь домой её везу. Хочешь — читай.
Но нет — несмотря на всю дорожную скуку, читать Чехова Второй не захотел. Его как будто даже оскорбило такое предложение. Минут десять он, надувшись, смотрел в окно. Потом, словно делая большое одолжение, повернулся к приятелю:
— Ну, ладно… Чехова… Почитаем уж…
Первый, не глядя, ткнул ему в руки потрепанный томик, явно советского ещё издания:
— Давай, просвещайся.
Второй с тяжелым вздохом принял книгу. Пролистнул бегло несколько страниц. Еще раз вздохнул демонстративно. И, нахмурясь, принялся читать с самого начала. Некоторое время с их скамеек не доносилось ни звука. Потом Второй, не отрываясь от книги, пробормотал:
— Слушай, а хороший рассказ-то…
— Угу, — отвечал Первый, и они снова замолчали.
Еще через пять минут Второй хлопнул ладонью по книге и заявил решительно:
— И второй рассказ хороший, да.
— Угу, — отвечал Первый, и они снова замолчали.
Прошло ещё некоторое время. Потом Второй вынырнул из-за книги и в глубоком изумлении произнес:
— Тут все рассказы хорошие!..
— Угу, — отвечал Первый сонно: он уже понемногу начинал клевать носом. Второй принялся азартно листать станицы:
— Вот послушай, что пишет!.. — и уже приготовился читать вслух, но Первый снова сказал «Угу…», выронил из рук свой детективчик и захрапел.
— Э, да ты спишь!.. — досадливо вскричал Второй и снова начал читать. Через полчаса он решительно растолкал товарища и закричал ему в ухо:
— Ты послушай, послушай! Вот ты мне вчера, помнишь, что говорил?.. А вот, что здесь написано об этом!.. Точь-в-точь то, что я тебе втолковывал. Смотри!..
Первый с трудом разлепил глаза:
— Опять ты со своим Чеховым!.. Отстань… Читай что-нибудь человеческое… Вот, мою книгу возьми — очень интересно… Я все равно сплю…
Второй искренне изумился:
— Что же я — Донцову читать буду?! Я ещё в своём уме!
И, бросив сонного приятеля, он снова схватился за Чехова. Больше к Первому он не приставал, только время от времени выкрикивал из-за книги: «Да!.. Вот это верно!.. Понимает человек!.. В самую точку!..» При каждом таком выкрике Первый вздрагивал и старательно притворялся спящим. Забытый детективчик валялся под сиденьем.