Письма Ю. К. Терапиано В. Ф. Маркову (1953–1972) - страница 16
, и каким соловьем разлился Трубецкой>104 о своих двух музах – Прегель и Яссен. Впрочем, мой совет ему: «Не сравнивай», обидятся обе.
Не верю, что Христос презирал фарисеев; он не мог презирать, как не мог смеяться. А духовность никакое образование не «разовьет», или это будет профессорская духовность a la Fedotov>105. Словечко Гиппиус о нем: «Ягненок подколодный!»
А о Голохвастове>106: «Атлантида» была когда-то прислана Мережковскому. Гиппиус давала фунт шоколадных конфет тому, кто прочтет и докажет это. Я польстился, начал читать, но сдался. А рисунки такой «мировой пошлости», что просто мутит.
Верно о Набокове – да и многое вообще верно. Формалистами «Париж» (условно-собирательный) занимался в 30-х гг., но, видимо, самая идея формального метода для него слишком ученая – так, в буквальном смысле, а поэзия, «прости Господи…». Самое страшное для искусства – это профессор (напр., Вейдле), а самое страшное для поэзии – стихи профессора (или профессоров, например Страховского>107, того же Вейдле>108 и т. д.).
Все-таки в «Литературном современнике» Вы представлены лишь «максимами»>109; «Грани» же получил, но еще не читал, т. к. был занят «Современником» и другими книгами. Посмотрел в окно: зной, грозы, деревья еще в цвету (липы – удивительно долго цветут), а тут – 1) читай; 2) пиши; 3) читай и т. д. А что – «для себя», спрашиваю себя, и кому это нужно?..
Вот Швейцер опять в Париже… его пригласили принять участие на «съезде русских писателей» – согласился!!! А самый съезд – провалился, т. к. никто не захотел сидеть с самостийниками из Мюнхена и говорить «свободе» по заранее установленным образцам. Печально лишь то, что теперь никого уже из-за океана не выпишут.
Как Вы относитесь к статье Адамовича в «Опытах»>110 (в общем – «так и было») и об «Опытах»>111 – от 19/VI, воскресенье? Он заступался здесь за Вас, когда нападали на Вашу поэму, но как-то не сумел сказать, в чем же «прелесть неудавшегося снимка» – и жаль, что не сказал, в чем, по его ощущению, эта прелесть. Впрочем, всегда так: проходит какое-то время, потом кто-то берет твои слова, перетолковывает их по-своему и «возражает», как Нарциссов>112. И зачем ему беспокоиться, все равно не поймет, в чем дело, – не «парижане» «лучше», а то, что, вместо следования хорошим образцам, произвели бы переоценку ценностей, как некогда «парижане», и попробовали бы найти свое лицо, свою «ноту» – но этот разговор не для Нарциссовых. (Знал я одного – псевдоним: «Аттис» – совсем уж эстетно!) Крепко жму руку.
Ю. Терапиано
18
3 октября 1955
Дорогой Владимир Федорович,
Ваша встреча с Вишняком напомнила мне давнее происшествие: кажется, в 1926 г. у Цетлиных>113 был обед, с «приглашенными» «старшими» и «молодыми» писателями, тогда еще по-настоящему молодыми. Гиппиус и Ходасевич начали уговаривать Вишняка печатать «молодых», хотя они и «без политики», и «не собираются разгромить злых большевиков в звонких хореях и ямбах». На сторону Вишняка стали его коллеги по редакции – Фондаминский, еще кто-то (не помню)… Тогда Гиппиус: «Ну вот, видите, Вишняк сам будет писать стихи – хорошие, с направлением» – и пристала к Вишняку так, что он побожился: «буду печатать молодых», только в покое оставьте!
Жаль, что нет Гиппиус и некому пристыдить Вейнбаума. Нельзя на месте литературном, в начале страницы, помещать пересказы «своими словами» Ходасевича о Маяковском (в данном случае я за Маяковского!) или нашего друга Нарциссова. Он переделывает себе на потребу чужие слова, – видимо, советская полемическая тактика, – и демонстрирует свое невежество. Ему отвечать нельзя, но следовало бы как-нибудь написать о любителях «ясности».
Кто нападает на Иванова? Здесь никто не нападает, но широкая публика его «не понимает», а любит Смоленского (мелодекламация с надрывом, талантливая, но безвкусная). Почему Вы зачислили Цветаеву в «эмигрантские поэты»? Насколько Иванов развился в эмиграции, Цветаева в эмиграции скорее «свихнулась» как-то, лучшее же все она (за исключеньем немногого) написала в России. Ходасевич тоже лучшее написал в России (стихи), – «Тяжелая лира» на ½ только «эмигрантская», а «Европейская ночь» – почти упадок, перед тем как перестал писать. Законная эмигрантская триада – Иванов, Поплавский, Штейгер. Впрочем, последние два не успели дать много, и в этом смысле их трудно ставить на одну линию.