Письмоносец - страница 13

стр.

— …так вот, овец, которых разводит София, называют «овцы Страдивариуса». Ну, как тот, который скрипки делал. Ведь он находил лучшую древесину для скрипок высоко в горах. Чем медленнее дерево растет, тем древесина плотнее, и от этого у скрипок такое красивое звучание. С овцами почти то же самое. Один из секретов, почему у них мясо такое вкусное — то, что они живут высоко в горах. Поэтому мясо у них плотное, — и при этом мягкое прямо как не знаю что. София мне в молодости дала один кусок. А вообще-то оно стоит бешеных денег. Жир распределяется по всему мясу равномерно, почти как в колбасе. Это очень древняя порода, кроме этого поселка ее нигде нет. Когда-то в древности она попала к нам с Востока. Когда хозяйство вели родители Софии, ничего такого особенного в этих овцах не было. Тогда они были такие все из себя костлявые и бегали по горам круглый год. Но София их собрала, вложила деньги в эту колючую изгородь и привела хозяйство в систему.

Руск берет себе добавки.

— София в основном ввозит мясо только в Японию. В нашей стране люди не станут покупать такие дорогие деликатесы. Нам подавай овечьи головы. Их можно есть с кольраби под шнапс. Импортеры из Японии сами прилетают к ней на своем вертолете и забирают овцу-другую. Они пишут Софии письма и предупреждают о своем приезде. Японские марки очень красивые.

Руск вынимает из шкафа бутылку шнапса.

— Овец кормят пивом, зерном и какими-то особенными лиловыми цветочками, которые растут на высокогорье летом. Работник Софии каждый день делает овцам массаж, когда на улице холодно и они не могут сами выходить гулять.

Он проводит рукой по столу.

— А еще Лэрке играет для овец на флейте. Она очень, очень талантливая. Когда овцы перебирают ногами под музыку, это почти как самый настоящий балет.

Руск пропускает пару рюмок и говорит о Лэрке, и только о ней. Каспар встает и разогревает молоко для ягненка. Он уходит к себе в комнату и ставит миску на пол, но ягненок пьет, только когда его тыкают мордой в молоко. Тогда он начинает лакать, чтобы не захлебнуться. Каспар хвалит ягненка и смотрит в его странные глаза: один змеиный, другой детский.

Каспар стоит спиной к нему, чистит зубы и принимает витамин Д — и слышит длинный всплеск. Молоко струей бьет у ягненка из зада, оно белое, как будто только что из пакета. Каспар вздыхает, но у него больше нет сил ни на что. Он скидывает штаны и засыпает.


На следующее утро Ханс и Анна-Грета входят в двери в самый последний момент. Каспар по запаху определяет, что она только что вымыла голову.

— Ты видел овцеводиху? — спрашивает запыхавшаяся Анна-Грета.

— Да, — отвечает Каспар, не поднимая глаз от мелькающих в руках писем.

У Каспара жар и озноб. Ночью он много раз вставал в туалет и не выспался.

— Через гору ходить опасно, — говорит Анна-Грета. — Лет тридцать — сорок назад там водились волки. Во всяком случае, нескольких человек загрызли. Они просто пошли туда летом в поход.

О волках ходит много рассказов, в стране водятся еще рыси, медведи и росомахи. Но самое опасное животное — это человек, думает Каспар. Анна-Грета трясет волосами, Каспар становится рядом с Хансом и разбирает письма.

— В Форехайме есть спортзал? — спрашивает Каспар.

— У меня дома в подвале есть беговая дорожка и гири. Если хочешь, будем заниматься вместе.

— А потом я буду готовить вам еду, — кричит Анна-Грета.

Когда они едут на гору, валит густой снег. Бог знает, как Руск видит дорогу.

На горе вехи превратились в едва заметные белые бугорки. Руск погружается в себя, а Каспару остается только ехать за ним.

Обычно, когда он ходит гулять с друзьями, разговор ни на минуту не умолкает, — а сейчас Каспару слышно падение каждой снежинки на наст. Он слышит, как между камнями трескается лед. На вехе сидит большая полярная сова и мигает желтыми глазами. В клюве у нее лемминг, который, видимо, случайно вылез из-под снега. Подкрадывается песец и петляет перед их лыжами. На вершине горы Руск отхлебывает из фляги шнапс и снова приходит в себя. В поселке раздаются выстрелы.

— Волки? — спрашивает Каспар.

— Это София тренируется. А волков здесь никаких нет, — бормочет Руск.